О мировых деньгах

Наша валюта разрушается и вскоре больше
не будет доллара как стандарта при расчетах.

– Дональд Трамп

На минувшей неделе в фокусе внимания было, конечно же, бодрое и активное ослабление рубля. С уровней ниже 78 рублей за доллар он укатился вниз до 83 с лишним, после чего случился отскок до 81 рубля с копейками. Это спровоцировало волну обсуждений и комментариев, активные закупки наличной валюты где только можно и прогнозы о дальнейшем движении курса рубля в южном направлении. Более того, это всё шло на фоне свежих данных об исполнении бюджета: как оказалось, несмотря на то, что суммарные мартовские показатели вышли чуть лучше относительно февральских, итоговая ситуация остается напряженной.

Так, по итогам марта уже выбрано более 80% от годового дефицита бюджета, 2.4 трлн. рублей от 2,9 трлн., а за последний год (т.е. с апреля 2022 года, нормальный полноценный год СВО) превышение расходов над доходами составило 7 трлн. рублей. Картина выглядит угрожающей, некоторая нормализация расходов сопровождается резким падением доходов, особенно нефтегазовых, поскольку большая часть маржи от продажи углеводородов остается у разнообразных посредников, да и на премиальном европейском рынке Россия теперь присутствует лишь номинально. Но речь на сей раз пойдет не об этих событиях, а об очередных фантазиях на тему неминуемого, как коммунизм ("он наступит скоро, надо только подождать") отказа от доллара. Везде, где только можно. Есть гипотеза, что это все проистекает от фундаментального непонимания сущности денег и того, как некая валюта может стать "резервной" – и данный текст будет посвящен именно этим вопросам.

Для начала: надо понимать, что в деньгах нет ничего объективного. Деньги являются деньгами, потому что они являются деньгами. Рекурсия, да, кажущаяся бессмыслицей – но это работает именно так. Более того, в экономике много что работает именно так – здесь достаточно вспомнить нобелевского лауреата Гуннара Мюрдаля, долго занимавшегося вопросами развития отстающих стран и описавшего само явление круговой причинности: "отсталые страны являются отсталыми, потому что они являются отсталыми". На практике, например, это можно описать через простое соображение – если есть две страны, но в одной из них есть электростанция и порт, а в другой нет, то инвестор, скорее, пойдет в первую, и будет вкладывать капиталы развивать свою деятельность именно там, а вторая страна так и останется отсталой. С деньгами ситуация полностью аналогична: некий актор согласен принять в уплату за свои товары/услуги доллар, поскольку он может купить за этот доллар то, что ему надо. Ситуация такая, как она есть. Фактически, можно лишь выстроить исторический нарратив о том, как этот самый доллар, которого не было триста лет назад, стал той самой главной валютой современности – и, возможно, сделать какие-то выводы на будущее.

Далее, всякую валюту "с претензией на мировой статус" можно охарактеризовать двумя показателями, между которыми, по логике вещей, есть определенная корреляция. Это объем мировой торговли, которая идет в данной валюте, и количество резервов различных стран, которые выражены в ней. Доллар США здесь впереди планеты всей: на январь 2023 года 45% мировой торговли идет в долларах, 33% в евро, чуть более 4% у фунта и иены, а замыкает пятерку лидеров канадский доллар с 2,23%; кстати говоря, даже в Европе в евро идет лишь 65-70% всех контрактов. С резервами ситуация еще более яркая: 58% в долларах, 20,5% в евро, по 4% у фунта и иены, китайский юань занимает пятое место с 2,7% в резервах, причем по итогам 2022 года он даже потерял в доле, несмотря на активную аллокацию российских резервов в юань, обусловленную заморозкой долларов и евро.

Но и это еще не все. Картину следует дополнить парой суждений – дилеммой Триффина (она же парадокс Триффина) и трилеммой Манделла (она же невозможная троица).

Роберт Триффин, американский экономист, еще в начале 60-х годов, т.е. в период полного господства Бреттон-Вудской валютной системы, указал, что для поддержания резервного статуса (т.е. чтобы у других ЦБ физически были доллары для резервов) надо, чтобы долларов за границы США уходило больше, чем приходило. Фактически, чтобы постоянно наблюдался хронический торговый дефицит  – и он, кстати говоря, наблюдается в реальности. Проблема в том, что такая политика ведет к ослаблению доллара, подрывает к нему доверие и ведет к потере его ценности в качестве резервного актива. Укрепление же его, наоборот, повышает доверие, но уменьшение количества долларов усложняет возможность ими обладать и, соответственно, использовать их в качестве резервов.

Роберт Манделл, еще один лауреат премии им. Альфреда Нобеля по экономике, в соавторстве с Маркусом Флемингом выработал модель о том, что невозможно достичь одновременно фиксированного обменного курса (1), свободного движения капитала через границу (2) и независимой денежной политики (3). Так, современные США живут по правилам (2) и (3) – а доллар стоит столько, сколько скажет биржа. У стран Европы есть единая валюта и даже в целом стабильный курс к доллару (за этим следит ЕЦБ), равно как и трансграничное движение капитала, что удобно для фирм – но никакой самостоятельной денежно-кредитной политики у них нет, эти нормы устанавливает ЕЦБ. Наконец, в Китае курс устанавливает Народный банк, и он же ведет свою политику – но никакого свободного движения капитала через границу нет.

Соответственно, понятно, что будет, если попытаться реализовать все три сценария – как систему ни балансируй, при любой встряске через границу пойдет капитал, и если движение будет наружу, то это обратится в истощение резервов, а если внутрь – через эмиссионную скупку валюты в резервы и разгон инфляции, поскольку валюту локальную ее покупатели должны будут куда-то размещать, повышая таким образом местные цены. Важно здесь то, что шоки происходят постоянно – и что ЦБ развивающейся страны, реагируя на них, всегда запаздывает. Есть, впрочем, теоретическая модель Питера Бофингера, представленная в 2011 году, где он показывает, что "троицу" теоретически можно соблюсти в частном случае – удерживая локальную ставку более высокую, чем в США и девальвируя местную валюту на разницу между локальной и американской ставками, сохраняя при этом свободное движение капитала.  Увы, это именно что модель, сложно применимая к быстро меняющейся стохастической картине в реальной жизни.

Это всё экономика, но в дело вмешивается и политика. На доллар действительно некоторые развивающиеся страны смотрят с опаской из-за российских санкций – мол, если будешь вести себя плохо, заморозим твои активы, пока не исправишься и не покаешься. Схожее напряжение испытывает и евро – и, кстати говоря, европейские санкции обширней американских. Соответственно, здесь и возникают истории с локальными валютами, с торговлей в своих валютах, равно как и с влиянием Китая, но они имеют определенную ограниченность в реализации.

Так, для развивающихся стран торговать друг с другом в своих валютах эквивалентно несению курсовых рисков. Все про всех всё знают, про экономическое положение, про слабости и про риски. Условно говоря, продам я что-то, мне заплатят местными "тугриками" – а они возьми и подешевей к доллару (он же остается эталоном) процентов так на 20. Отсюда и возникает двоякое желание либо остаться в долларах, либо оперативно избавиться от "тугриков", купив что-то за них на той стороне. Механизмы для этого, т.н. своп-линии, достаточно спокойно вырабатываются на уровне местных ЦБ и включают в себя открытие корсчетов и зачисление на них некоторого заранее оговоренного количества местных валют.

Вернемся к Китаю и надеждам на то, что юань как-то значимо потеснит доллар. Представляется самоочевидным, что это в принципе невозможно без открытия трансграничного движения капитала из/в КНР, ведь этого сейчас нет. Более того, это прямым текстом сообщил недавно первый зампред ЦБ Дмитрий Тулин: "Дружественные государства или нейтральные не приветствуют обращение своей валюты наличной за границей... Китайские юани налом достать... Их нет и не будет, и долларов не будет наличных". И понятно почему: работа с долларами под санкциями, юань же (оффшорный, для внешней торговли – а есть еще и внутренний, сугубо для китайцев) в силу политики ЦБ КНР имеет ограниченную конвертируемость.

Наконец, что произойдет, если Китай, по трилемме Манделла, введет полную конвертируемость юаня и сугубо биржевое определение курса, без контроля со стороны ЦБ (уж контроль за ДКП он точно за собой оставит)? Рискну предположить, что это обернется заметным оттоком капитала из КНР, собственно, китайцы так уже поступают – покупая компании в Европе, недвижимость в канадском Ванкувере, через Гонконг переводя капитал в иены и покупая крипту. При этом самого этого открытия не хватит для того, чтобы потеснить доллар, для этого нужно, чтобы весь мир стремился иметь у себя юани. А для этого надо, чтобы либо в США ситуация почему-то кардинально ухудшилась, либо КНР вдруг оказался способен предложить миру какие-то просто невероятные в своей крутизне товары и услуги. Продаваемые, разумеется, исключительно за китайские юани.

И да – Китай уже лет десять как яростно ломится в эту сторону, не считаясь с потерями, подразумевая под ними накопление долгов на всех уровнях, от муниципалитетов и фирм до центрального правительства. Долг нефинансового сектора экономики уже давно перевалил за 300% и продолжает расти, но Китай старательно накачивает внутренний спрос и инвестирует в суперкомпьютеры и искусственный интеллект, дабы, возможно, извлечь из этой сферы тот самый гипотетический прорывной товар, который окажется нужным всем и каждому на планете. Увы, результаты пока скромны: те же ультрамодные нынче обученные нейросети Midjourney и ChatGPT породили именно что американские стартапы, с их культурой свободного обмена капиталами и знаниями.

Мораль истории: доллар еще поживет, и довольно долго. Если не случится какого-нибудь катаклизма библейских масштабов.

Опубликовано 09.04.23 на портале Бизнес-Онлайн, Казань.