«Сколь веревочка ни вейся, а конец будет».
— Фольклорное
Итак, это все же свершилось. Впервые за без малого два десятка лет мы увидели паритет: на валютном рынке доллар сравнялся по ценности с евро и даже на краткое время превзошел последний. Событие это само по себе, безусловно, символическое, не более, но символ может значить достаточно много. Вопрос: что именно это значит для Европы и всего мира? Если кратко, то Европе как единой сущности это не сулит ничего хорошего, равно как и, опосредованно, ее ключевым торговым партнерам. А если долго, то этот вопрос распадается на различные сущности, корни которых теряются в истории.
Исходить стоит из того, что Европа, этот весьма густонаселенный и относительно небольшой субконтинент, плотно насыщенный капиталом, практически никогда в своей истории не была едина. Рим не обладал всей Европой, империя Карла Мартелла прожила недолго. Священная Римская империя надломилась в результате борьбы пап и императоров, и на этих противоречиях смогла выжить и подняться всякая зубастая мелочь. Франции при Людовике XIV, несмотря на объективное величие, тоже вся Европа была не по зубам, в колониальных конфликтах на равных участвовали Испания, Португалия, Нидерланды, Франция и Англия. Тысячелетний рейх, внезапно, прожил только 12 лет. Проще говоря, для Европы всегда была характерна конкуренция и раздробленность, здесь не было классических восточных территориальных империй, и в целом именно она и сформировала такую Европу, какой мы ее знаем, — хищную, воинственную и предприимчивую сущность.
В этом смысле очередная попытка действительного, а не мнимого объединения (а введение единой валюты стоит считать именно такой попыткой) является скорее исторической флуктуацией, а не нормой. Намеренным проектным действием, призванным осуществить что-то. Что именно? Предположение есть только одно: через это объединение сформировать некоего цельного экономического актора, способного на равных конкурировать с США. Напомню, речь идет о 90-х годах, Китай тогда всерьез мало кем воспринимался, а Советский Союз уже закончил свое существование. Сейчас можно однозначно сказать: этого не случилось.
Европа была и остается слишком разной. Это и технологическая Германия с положительным торговым балансом, это и хитрая атомная Франция, избежавшая острой зависимости от импорта газа, это и Италия с чехардой правительств, где, согласно поговорке, «севернее Милана — Германия, а южнее Неаполя — Африка». Это наконец Греция, где до середины 70-х годов была самая натуральная военная хунта, исповедовавшая корпоративизм, который можно рассматривать как один из подвидов классического фашизма. Это и схожая с той же Грецией Испания при Франко, равно как и Португалия при Салазаре. И вся вот эта пестрота была всего через два десятка лет после отхода от таких вот острых форм правления объединена Маастрихтским договором 1992 года, который среди прочего ограничивал предельные размеры дефицита бюджета и объема государственного долга, но на эти цифры весело махнули рукой еще в нулевые.
После формирования зоны евро торговля стала вестись в ней, и это имело фундаментальный положительный эффект — снижение транзакционных издержек и избавление от курсовых рисков «После формирования зоны евро торговля стала вестись в ней, и это имело фундаментальный положительный эффект — снижение транзакционных издержек и избавление от курсовых рисков»
Еврозона была сформирована еще позже: с 1999 года, когда был введен безналичный евро, часть стран, входящих в ЕС, передала свои полномочия по ведению денежно-кредитной политики в Брюссель. Поначалу это, казалось, сыграло на пользу региону, но фактически служило лишь накоплению противоречий. До введения евро торговля на континенте велась в локальных валютах, резервы также хранились по-разному, хотя предпочтение отдавалось немецкой марке, французскому и швейцарскому франкам, равно как и британскому фунту. При этом между всеми валютами Европы существовал плавающий курс и местные правительства имели возможность на него влиять. Те же валюты Италии и Греции переживали неоднократную девальвацию, что отражало относительную слабость их экономик, посредством девальвации поддерживалась конкурентоспособность их товаров, заодно сокращался спрос на подорожавший импорт.
После формирования зоны евро торговля стала вестись в ней, и это имело фундаментальный положительный эффект — снижение транзакционных издержек и избавление от курсовых рисков. Но за счет этого была потеряна возможность балансировать курсами взаимную торговлю. Так, немецкая экономика по факту получила новые рынки сбыта в южных странах Европы (после ставших известными как PIGS — Португалия, Италия, Греция, Испания), страны эти не были богаты, но объединение и введение евро позволили им массово кредитоваться в евро и, покупая товары, немецкие и не только, повышать свой уровень жизни. Немцы радовались и богатели, а долги южан росли, и, когда накопление дисбалансов достигло критической точки, вылившись в кризис 2008–2009 годов, перешедший в нынешнюю депрессию, все эти проблемы вылезли наружу.
Дальше начались пляски со спасением проблемных стран, всякие программы вроде EFSF, потом ESM, принятый на «прорывном» саммите в 2012 году, потом программа LTRO, затем свои версии «количественного смягчения». Притом все это время в мире шло постепенное принятие евро как валюты, в ней начали торговать, хранить резервы, а пара евро/доллар стала самой торгуемой на валютном рынке. Все бы ничего, ситуация небольших колебаний пары и торговля в той или иной валюте там, где удобно, могли бы продолжаться и в дальнейшем, но все эти фундаментальные изначальные слабые места «единой Европы», ее разность, «цветущая сложность» — все это полезло наружу и стало бить по экономике и евро.
Ситуацию дополнило то, что Европа не смогла сформировать у себя мощный финансовый центр, работающий с евро и в евро, который позволял бы быстро и эффективно перекачивать сбережения в инвестиции посредством банковского сектора и фондового рынка. Это есть у США, Великобритании, даже у Китая, но у Европы (как, кстати говоря, и у РФ) его нет. Безусловно, есть Франкфурт-на-Майне, кто-то туда ушел из Лондона после Brexit, но этого всего категорически мало. И это лимитирует скорость развития экономики в принципе, что делает всю систему более уязвимой перед экзогенными факторами.
Конкретно сейчас, например, у региона проблемы с газом, но у каждой страны масштаб их свой. Венгрия ввела чрезвычайное положение по газу, что чревато нормированием потребления, в ту же сторону движется Германия, но у Франции положение куда мягче, хотя там сейчас проблемы с реакторами, много их выведено из эксплуатации на профилактику и ремонт. Норвегия (и Скандинавия в целом) при этом энергоизбыточна, их эта история не напрягает никак, относительно спокойна Литва, которая отгрохала себе персональный терминал по приему СПГ; цены высоки, но физически газ купить можно. Разность ситуации в странах режет под корень саму возможность неких единых для всех мер реагирования, потому как это единство мер становится бессмысленным.
Схожая ситуация и с инфляцией, везде она своя. Лютые цифры в «слабых» странах (Испания — 10,2% потребинфляция и 43,6% проминфляция, Греция — 12% и 43%, Италия — 8% и 34%, Эстония — 22% и 33%) и относительно приличные в «сильных» (7,6% и 1,6% — Германия и 5,8% вкупе с минус 0,1% во Франции) в очередной раз фиксируют разность стран, подходов, бюджетной и фискальной политики. В таких условиях крайне трудно, если вообще возможно, принимать решения, подходящие для всех.
По большому счету ЕЦБ надо сворачивать политику нулевых ставок, повышать их, пусть даже и ценой экономического роста, но это резко повысит стоимость заимствований для тех же Италии и Греции, а им и так сложно обслуживать свои долги. И что тогда? Дефолт? В Европе? Капитал и так уже бежит в США, причем это началось еще в доковидные времена, там ему удобнее в силу более развитых фондового и финансового рынков, а тут он полетит вообще со свистом. Конечно же, пресловутая конкурентоспособность европейского экспорта повысится, но покупать импорт станет гораздо тяжелее, уж не говоря о социальных последствиях. Европейская бюрократия такая же, как и везде, и так же свято чтит принцип «не в мой срок» и «не у меня на заднем дворе».
Самое забавное то, что даже сейчас, в такой опасной ситуации, продолжается реализация принятых ранее решений, которые уже перестали быть хоть сколько-нибудь актуальными. Так, совет ЕС принял окончательное решение о том, что Хорватия, очередная относительно экономически слабая южная страна, будет с 1 января 2023 года использовать евро. Складывается ощущение, что еврозону хотят уже добить поскорее, чтобы не мучилась.
А паритет действительно всего лишь символ. Символ тех процессов, которые шли долго, но подспудно, и даже загонялись вглубь, но сейчас вышли наружу. Экономика очень инертная штука, особенно такая крепкая, как европейская. Но это отнюдь не гарантия от кризисов.
Опубликовано 15.07.22 на портале Бизнес-Онлайн, Казань.
