Будущее российской экономики – мы выживем, только если спасем мир?

За минувшую неделю случилось много интересного. Во-первых, стало ясно, что эффект от вброшенных ЕЦБ денег сходит на нет – начался резкий рост доходности итальянских гособлигаций, который не сулит ничего хорошего. Во-вторых, появилась крайне любопытная статья Саймона Вайна, в которой он попытался определить понятие риска, а также обосновать, почему регуляторам не следует контролировать риск, который принимают на себя финансовые учреждения. В-третьих, вышла статистика по китайской экономике, которую следует хорошенько обдумать. Плюс слухи о внутриполитическом кризисе в Поднебесной, вполне возможно, сильно преувеличенные. Впрочем, рост политических рисков в Китае очевиден, так что ничего неожиданного в этом нет. Сегодня слухи, завтра слухи, а послезавтра что-то на самом деле случится.

Но в центре нашего внимания будет другая тема – будущее российской экономики. В последнее время она становится всё более актуальной: о будущем говорят власти, им вторят эксперты и аналитики. Высказаться о будущем России уже успели многие зарубежные чиновники и специалисты. Мы не можем оставаться в стороне от возникшей дискуссии и хотим обозначить свою позицию по поводу будущего экономики России.

Сначала о текущем. На данный момент многим стало ясно, что место России в мировом разделении труда – это низкоиндустриальный уровень разделения труда. Его отличительной чертой является массовое производство простых товаров, которое и становится специализацией России в рамках мировой экономической системы. Ведь сырьё – товар очень простой, и российский экспорт во многом из него и состоит: мы экспортируем нефть, газ, металлы, удобрения, рыбу, лес и т.п. При этом речь идёт о продуктах с очень низкой степенью переработки, то есть максимально простых.

Остальные отрасли российской экономики являются неконкурентоспособными. Они достались нам в наследство от экономики СССР, для которой был характерен среднеиндустриальный уровень разделения труда – производство сложных предметов. Экономика Советского Союза могла производить сложные предметы (станки, автомобили), но их разнообразие было сильно ограничено, что как раз и отличает среднеиндустриальный уровень разделения труда от высокоиндустриального, который в настоящее время господствует в развитых странах Запада.

После распада СССР экономическая система, выстроенная на его базе, начала рушиться. Встроиться в мировую экономику не получилось, поскольку продукция соответствующих отраслей оказалась неконкурентоспособной на мировом рынке. Она была слишком дорогой. Зарубежные аналоги были дешевле и отличались куда большим разнообразием. Вследствие этого начался процесс деградации базовых отраслей советской экономики. Этот процесс был долгим, болезненным и очень обидным. Мы не будем перечислять все проигравшие конкуренцию отрасли – и без этого ясен масштаб экономической катастрофы, которая произошла с момента исчезновения СССР.

Загладить негативные последствия разрушения прежней системы разделения труда помогла нефть. Рост цен на нефть породил иллюзию возрождения российской экономики, которая была развеяна кризисом 2008 года. С тех пор зависимость экономического развития страны от продажи нефти только усилилась.

Источник: Финам

Итак, в рамках мировой системы разделения труда место России – низкоиндустриальный уровень разделения труда. Другими словами, сырьевой придаток мировой экономики.

К сожалению, в рамках текущей экономической системы ничего поделать с этим нельзя. Есть ряд объективных факторов, которые не позволяют России прыгнуть выше головы. Для достижения более высокого уровня разделения труда в России слишком мало населения. К тому же плотность его невелика, а коммуникации между основными центрами завязаны на очень дорогой (относительно морского и речного) железнодорожный транспорт. Так что все идеи по поводу «новой индустриализации» – из разряда прекраснодушных мечтаний.

Встроиться в мировую систему разделения труда по китайскому образцу (инвестиционный способ взаимодействия развитых и развивающихся стран) мы тоже не можем – вернее, могли бы, если бы российские рабочие согласились работать с китайской интенсивностью за китайскую зарплату. В том же Китае большая часть трудоспособного населения работает за $1 в день. В России же мало кто готов работать за $30 в месяц – 900 рублей в месяц не являются мечтой россиян. Поэтому китайские товары на мировом рынке конкурентоспособны, а вот российские – нет.

Россия вынуждена жить за счёт ренты, лелея воспоминания о временах, когда мы были одним из мировых экономических лидеров.

Поэтому все разговоры о модернизации, производстве продуктов более высокой степени переработки, нанотехнологиях и «инновациях» бессмысленны. Если кто-то и сумеет изобрести что-то действительно стоящее, то возможности внедрения на Западе с его уровнем разделения труда и развитой рыночной инфраструктурой на порядок выше, чем в России. А так в рамках существующей системы разделения труда вся соотвествующая российская продукция всё равно будет неконкурентоспособной.

Нам надо перестать гоняться за химерами. Надо перестать пытаться встроиться в мировую систему разделению труда, которая отводит нам роль производителя сырья. Нам надо придумать что-то новое.

На самом деле, нынешний кризис – это шанс для России.

Прежде всего потому, что это финальный кризис той самой модели, в которой у России не было иного места, кроме сырьевого придатка развитых стран.

Какой будет новая модель и что ждет в ней Россию? А вот ответ на этот вопрос открыт.

Новая модель будет такой, какой ее кто-то начнет строить. Так почему бы России не начать строить эту модель – такую, в которой у нее будет свое место. Хотя бы место создателя и центра формирования новой модели.

По крайней мере, по сравнению с любой другой у нашей страны есть неоспоримое преимущество – мы не понаслышке знаем, что другие модели возможны, и у нас есть деятельный опыт (и успешный, и негативный) их построения.

Мы – единственная страна в мире, которая полноценно жила при социализме и капитализме. Мы не делали вид, что строим социализм – мы действительно пытались его построить. Это уникальный опыт – опыт развития в рамках двух принципиально разных экономических систем. Этот опыт можно конвертировать в новый тип экономического развития – и мы действительно можем это сделать.

Строя социализм, мы вынужденно создали альтернативную модель научно-технического прогресса, которая позволила нам при гораздо более бедной предметно-технологической базе конкурировать и даже опережать в развитии систему, которая превосходила нас в плане наличия ресурсов и разнообразия предметно-технологической базы.

Именно в этой области должны вестись дискуссии о будущем российской экономики, потому что именно Россия должна найти замену капитализму. Объективно говоря, ни у кого в мире нет для этого столь благоприятных предпосылок.

Что мешает нам ими воспользоваться? Увы, традиционная российская привычка махать кулаками после драки.

Давайте говорить откровенно. В советской модели было множество достоинств, но было и множество пороков. И не надо закрывать глаза на последние. Они, а вовсе не козни Запада, привели к краху СССР. Да, Запад боролся против СССР – это естественно, в этом нет ничего такого специфически злонамеренного. Как и в том, что СССР прилагал все усилия для того, чтобы сокрушить Запад.

Сегодняшний кризис многими воспринимается как удобный случай поквитаться нашими былыми обидчиками, переиграть партию, которая давным-давно закончилась. Причем переиграть по правилам наших былых противников, тем, которые мы вынуждены были принять в результате нашего поражения.

Кое-кто с надеждой смотрит на Китай, предвкушая, как тот еще подрастет, возмужает, и отомстит здоровым западным дядькам за унижения всех слабых и обиженных, включая и нас.

Тщетные надежды. Если Китай за кого и будет мстить, то точно не за нас. Да и не дорастет Китай до такого уровня, когда он сможет кому-то за что-то мстить. Он дряхлеет быстрее, чем развивается. Дряхлеет вместе с моделью, которая обеспечила ему это самое развитие.

Бессмысленно искать идеалы в прошлом. Они – только в будущем. Либо мы будем строить это будущее, либо оно нас уничтожит.