Черный лебедь в идеальном шторме

То есть мой вам совет: экспериментируйте по максимуму,
стараясь поймать как можно больше "черных лебедей".

– Нассим Талеб, статистик

Три недели назад я уже рассматривал историю с китайским коронавирусом в экономическом разрезе, сделав попытку примерно подсчитать вероятные последствия этого явления. При этом я старался при этом не пустить в текст ненужный алармизм или, наоборот, необоснованную беспечность, сообщить лишь то, что уже случилось либо то, достоверность чего не вызывает сомнений. Тема этой статьи будет схожей, но иной, на сей раз мне бы хотелось сфокусироваться не на прямых последствиях от вспышки заболевания, но на синергетическом эффекте от него – и того, что уже имело место. И первым рассматриваемым объектом здесь будет не Китай, но Япония.

Вообще говоря, японской ситуации я не касался уже достаточно давно; с другой стороны, также достаточно давно там не происходило ничего фундаментального. На первый взгляд экономика Страны Восходящего Солнца, как и ранее, выглядит вполне живой и здоровой – ВВП и удельный ВВП высоки, технологическое лидерство сохраняется, заводы работают, экспортный сектор функционирует штатно, культура тоже прежняя. И точно так же, как и ранее, жутковатого вида вещи начинают вылезать при несколько более глубоком взгляде – долговременная стагнация, тридцатилетнее уже замедление темпов роста почти до нуля, угнетающие всякое сбережение капитала отрицательные процентные ставки, равно как и проявившийся за последние два года торговый дефицит. Сюда же стоит добавить высочайшие уровни государственного долга, в 2017 он составлял 236% от ВВП (оценка МВФ, с тех пор долг только подрос), а на обслуживание его сейчас уходит почти 24% расходов бюджета – для сравнения, аналогичный показатель составляет 8,7% для США (в середине 90-х он уходил выше 15%) и около 5% для РФ. Тем не менее, жизнь шла относительно безоблачно – здесь стоит напомнить, что заметную часть госдолга Японии держат сами японцы, фактически, ссужая свои деньги во славу тэнно Нарухито, что повышает стабильность финансовой системы страны. Продолжалось это до IV квартала прошлого года, когда в стране был повышен налог на потребление – т.н. Consumption Tax, являющийся аналогом европейского (и российского) НДС.

Изменение этого налога – дело довольно редкое. Введен он был в 1989 году, и составлял он изначально скромные 3%. Восемь лет спустя последовал его рост до 5%, на этом уровне ставка находилась вплоть до 2014 года, когда он был повышен до 8%. Хватило этого всего на пять лет – до октября 2019 года, когда ставка налога поднялась до 10%. При этом премьер-министр Японии Синдзо Абэ уже дважды откладывал повышение налога, вероятно, причиной этого было то, что это очень сильная мера по влиянию на экономику страны – оба раза, когда налог повышался, японская экономика скатывалась в рецессию. Вместе с тем, выбора особого тоже не было: по словам того же Абэ, повышение налога необходимо для решения проблемы старения населения: рост доли пожилых требует увеличения расходов из госбюджета – и это при указанных выше высоких уровнях долга. В общем, мера была вынужденная, и проблемы после ее принятия, безусловно, были ожидаемы, но вот масштаб их оказался совершенно непредсказуемым.

Как стало известно на ушедшей неделе, японская экономика пережила самый крупный обвал за последние пять лет. ВВП в IVквартале рухнул на 6,3% в годовом исчислении, притом что консенсус-прогноз спада составлял 3,7%. Кроме того, за падением потребительского спроса (и это несмотря на заметное количество мер по минимизации ущерба, к примеру, много видов товаров было исключено из повышения ставки) последовало падение инвестиций, по итогам квартала они снизились на 14% в годовом выражении. Провалились и индексы PMI по основным направлениям, уйдя в зону сжатия: 47,7 в промышленности, 46,7 в услугах, и до 47,0 упал совокупный индекс. Как можно предположить, японцы надеялись, что набранный за первые три квартала рост в усредненные 1,2% (это вполне прилично для японской экономики) сможет ослабить негативный удар, но даже если таковое ослабление и имело место, итоговые результаты всё равно пугающие. Вероятно, кабинет также надеялся на то, что за негативными эффектами IV квартала последуют более приятные цифры I квартала 2020 года – но тут вмешался фактор Китая и коронавируса. Прилетел тот самый "черный лебедь".

Нет, речь не идёт о числе заболевших и о карантине, в Японии в этом смысле ситуация достаточно спокойная, это Китай фактически посадил под замок несколько сотен миллионов человек. Дополнительной проблемой Японии стало то, что Китай, чья экономика и так пошатнулась в результате торговой войны Китай – США и достигнутой неравнозначной временной сделки, принялся в массовом порядке нарушать свои контрактные обязательства по поставке тех или иных промежуточных товаров, задействовав ковенанту о форс-мажоре. Это действительно значимо: в 2018 году товарооборот между Японией и Китаем составил $327 млрд., увеличившись на 8% по сравнению с 2017 годом. Аналогична ситуация и с экспортом в Китай, собственно, в Японии уже стали простаивать предприятия, поставляющие в Китай части для смартфонов и другой электроники, но это может быть только начало. Нынешний мир, конечно же, глобализован, но найти других поставщиков или, хуже того, создать новое производство взамен замороженного в Китае – было и остаётся делом небыстрым.

Японии, скажем так, не повезло, она попала под такого рода синергетический эффект сразу и остро, но нарушение экономического взаимодействия с Китаем уже сказывается на других странах региона. Так, в схожем положении находится Южная Корея, имеющая с Китаем $313 млрд. торгового оборота по итогам 2018 года; она, впрочем, не находится в ослабленном состоянии из-за каких-либо принятых своих мер. Аналогично пострадал и Вьетнам, хотя он, скорее, ориентируется на потребление китайской продукции, а не на участие в производственных цепочках с участием КНР.

Отдельно стоит сказать о ситуации в России. Увы, нарушение торговых связей прямо сказывается на отечественном потребителе конечной продукции, произведенной в КНР. Так, в конце января на волне страхов по поводу коронавируса было временно закрыто торговое сообщение с Китаем на Дальнем Востоке. Открыто оно было уже со 2 февраля, продлилось всего несколько дней – но этого хватило для того, чтобы в регионе возник самый настоящий дефицит овощей вроде помидоров, огурцов и перца. На некоторое время цены в местных магазинах выросли примерно вдвое: что товар из местных теплиц, что турецкие или азербайджанские овощи не выдерживают ценовой конкуренции против китайских поставок. Это, впрочем, не коснулось Камчатки – китайские огурцы туда возить невыгодно, местное население потребляет выращенные на Сахалине.

Ситуация коснулась и иных отраслей. Дальний Восток привык к китайскому туристу и его деньгам – но в этом сезоне есть риск их не увидеть. Страдает и российский туризм в Китай. Были также сообщения о возможных перебоях в поставках одежды и обуви, которые могут случиться весной, вполне может также сложиться аналогичная картина с разнообразной бытовой техникой. Наконец, не стоит расслабляться и покупателям промежуточных товаров из КНР, которые используются в сборке готовой продукции уже здесь, в России. Опять же, можно вполне доверять оценке министра финансов Антона Силуанова, по его словам, день китайского коронавируса обходится России в миллиард рублей. Цифра может быть и не совсем точной, но порядок ее указан верно, опять же, экспорт РФ в КНР с начала года уже упал на треть.

Опасно здесь другое. За прошедший месяц вся эта история с коронавирусом набрала достаточно силы для того, чтобы послужить триггером очередного глобального экономического кризиса. Не причиной, но именно триггером, спусковым крючком, который запускает весь этот каскад негативных явлений. Плохо то, что здесь опять может возникнуть синергия с негативными эффектами в других странах – с резким проседанием того же индекса PMI в США, где он (в услугах и композитный) тоже ушел в сферу сжатия, в плюсе остался индекс у промышленников. Можно также вспомнить жесткую промышленную рецессию в Германии, отмеченную в конце прошлого года.

Всё это могло бы тянуться и тянуться, опять же, мировые центробанки научились осуществлять активную эмиссию (к примеру, за январь в КНР было выдано 3,49 триллиона юаней новых займов – рекордная сумма за все время доступной статистики), а уже скорые президентские выборы в США мотивируют Дональда Трампа максимально оттянуть возможные кризисные явления. Но – теперь вполне возможным кажется вариант, когда коронавирусная история не оставит камня на камне от попыток удержать ситуацию, протащить ее малой кровью сквозь возможную турбулентность.

Опять же, все помнят "героя", начавшего Арабскую весну – мелкого тунисского торговца зеленью Мохаммеда Буазизи, которого оштрафовали на $7 и подвергли реквизированию лотка, в результате чего он совершил самосожжение на главной площади страны, люди вышли на улицы и процесс пошел по своей логике. Таковой триггер должен был найтись – после очень неурожайного 2010 года, когда цены на продовольствие выросли по всему миру, а соответствующий индекс ООН достиг максимумов. Он и нашелся.

Такова природа "черного лебедя", неожиданного события со значимым эффектом, которое постфактум вполне может оказаться вполне рационально-ожидаемым – если кому-то от этого будет легче.

Опубликовано 23.02.20 на портале Бизнес-Онлайн, Казань.