Сянци за красных

Тем не менее, я утверждаю, что дуализм инь-ян можно преодолеть.

– Председатель Шен-чи Янг, "Записки о разуме и материи"

Китайского вопроса я за эти годы касался уже много раз. Последний такой случай был в марте этого года, когда фокусом очередной мой заметки стали планы развития страны, а до того – в августе прошлого года, когда в своем тексте я кратко изложил историю китайских экономических проблем. Планы те декларированы тогда были буквально только что, на проходившей в то время второй сессии высшего законодательного органа КНР – Всекитайского собрания народных представителей (ВСНП) 13-го созыва. Речь шла, в частности, о снижении налогов и сборов почти на 2 трлн. юаней ($295 млрд.) в 2019 году, и эти планы, помнится, породили целую волну стенаний в отечественной патриотической прессе – вот, мол, как надо экономику стимулировать, а не НДС повышать. Кроме того, было декларированы дополнительные инвестиции в инфраструктурные проекты, плановое повышение дефицита государственного бюджета и столь же плановое снижение темпов роста экономики. Год, как мы видим по календарю, уже почти завершился, неплохо было бы посмотреть, что и как в Китае происходит – а заодно, в первом приближении, коснуться некоего весьма интересного момента, о котором чуть ниже.

Во-первых, сразу стоит отметить, что в Китае волна дефолтов частных компаний вышла из берегов собственно частного сектора – и начала аккуратно щупать сектор государственный. К примеру, менее двух недель назад государственный сырьевой трейдер Tewoo Group Co. сделал предложение держателям своих бондов о вынужденном обмене бумаг; иначе говоря, компания не в силах обслуживать свои обязательства, а китайское государство по какой-то причине отказало ей в поддержке. Были также истории о технических дефолтах (пропусках платежей) у поддерживаемых государством фирм, которые созданы для финансирования региональных властей. Кроме того, правительству КНР уже неоднократно приходилось вмешиваться в работу банковской системы, за этот год казне пришлось прямо спасать от дефолта несколько банков. Так, к четверке из Baoshang Bank, Bank of Jinzhou, Heng Feng Bank,  Henan Yichuan Rural Commercial Bank в прошлом месяце присоединился Harbin Bank, один из крупнейших банков севера Китая с активами на вполне солидную сумму в $90 млрд.; для сравнения, это вдвое больше, чем у Альфа-банка, главного частного банка РФ. В целом масштаб дефолтов составил $14 млрд. за первые 3 квартала этого года, из чего можно сделать вывод, что дефолтный рекорд прошлого года в $18 млрд., скорее всего, будет превзойден. Любопытно также то, что в Китае, несмотря на все происходящие события, практически прекратились колебания ставки межбанковского кредитования Shibor, из чего можно заключить, что этот рынок перестал быть рынком, его заместило государство (НБК) своими мерами по предоставлению юаневой ликвидности.

Во-вторых, сам по себе рост экономики КНР, вероятнее всего, имеет место, но идет он по нижней границе коридора, обозначенного властями КНР, во II и III квартале он составлял 6,2% и 6% соответственно – конечно же, если верить китайской статистике. При этом такой рост сопровождается очень слабыми косвенными данными вроде индекса PMI, которые еле-еле превышают нейтральную границу в 50 пунктов, в то же время субиндекс экспортных заказов находится в отрицательной зоне уже почти полтора года (т.е. эти заказы всё это время сокращаются, с той или иной скоростью). В целом же скорость развития экономики КНР сейчас снизилась до минимума с далекого уже 1992 года.

В-третьих, в стране очень быстрыми темпами продолжается накопление долгов. Валовой долг перевалил за 300% ВВП, на обслуживание его уходит около 20% доходов, при этом доходность на каждую новую единицу долга снизилась до 34%, уполовинившись с вершин, которые были всего лишь десятилетие назад. При этом НБК продолжает вваливать в финансовую систему страны очередные триллионы юаневых кредитов в попытке подстегнуть экономический рост: по итогам III квартала рост денежной массы в КНР, измеренный агрегатом М2, ускорился с 8,2% до 8,4% г/г, в экономику было влито почти 14 трлн. юаней ($2 трлн.) новых кредитов. Седьмая часть этих денег пришлась на облигации региональных правительств – тех самых, которые уже потихоньку начинают попадать под дефолт, но остановиться сложно. Увы, эти деньги зачастую идут на финансирование инфраструктурных проектов, которые очень капиталоемкие и финансирование которых позволяет отчитаться перед Пекином о высоком уровне инвестиций и, соответственно, валового регионального продукта. Кроме того, в постоянно используемом арсенале НБК находятся и стандартные инструменты вроде снижения ставок и норм резервирования для банковской системы.

Интерес здесь также представляет тот факт, что в следующем году китайские провинции ждет раунд массового погашения выпущенных облигаций. Объём погашений должен составить более 2 трлн. юаней ($283 млрд.), что почти на 60% больше, чем в этом году. Иначе говоря, китайский рынок ожидает заметный рост предложения облигаций и, соответственно, рост доходностей по ним. При этом ключевой для региональных бумаг бенчмарк – доходность десятилетних бумаг центрального правительства – находится сейчас не сказать что на низких уровнях, доходность их сейчас составляет около 3,21%, что почти посередине между пиком начала 2018 года (4%) и ямой осени 2016 года (2,6%).

Важным представляется также то, что все эти явления наблюдаются на фоне рекордного оттока капитала. Точнее сказать, отток как таковой, судя по отчетности НБК, снижается – но быстрыми темпами растет графа "ошибки и пропуски" платежного баланса, куда регулятор заносит неявные теневые операции. За первую половину года из Китая таким образом утекло $131 млрд., что  в 1,6 раза больше среднего уровня в период крупных оттоков 2015-2016 годов, а в третьем квартале такой отток составил еще $67 млрд. Вообще говоря, рост объёмов юаневой ликвидности не сопровождается ростом резервов ЦБ, что вполне может спровоцировать валютную панику, массовый и резкий выход из юаня. Не стоит при этом переоценивать регуляторные возможности НБК, фиксированный курс и прочее – никто не отменял теневые финансовые потоки. Более того, они очень развились именно что в последние лет 5-6, после первого кризиса ликвидности, в ходе которого регулятор показал, что может и закрутить гайки.

Соответственно, продолжающаяся торговая война и отсутствие сделки (несмотря на декларацию годичной давности), которая в настоящий момент, судя по всему, нужна Трампу больше, чем Си, поскольку у него менее чем через год перевыборы, выглядит на этом фоне просто вишенкой на торте. При этом возможность осуществить девальвацию юаня, поддержав свой экспорт, для Китая сейчас тоже не является однозначной, такое действие будет воспринято как манипулирование курсом, что уничтожит прогресс в сделке – что, в дальней перспективе, куда важнее для Пекина, чем для Вашингтона. Что интересно, всё это происходит на фоне фактической деградации связей КНР и США – китайских профессоров начинают выдавливать из университетов, аналогичная картина с китайскими студентами, а сотрудничество с Huawei или ZTE начинает выглядеть как признак определенной неблагонадежности.

В целом если, то фундаментально картинка китайской экономики за истекший год никак не изменилась. Замедление, накопление долгов, жесткое регулирование, дефолты, уход в тень и отток капитала. Можно было бы в очередной раз констатировать схожесть китайской экономики сейчас и японской в 80-е годы прошлого века, заодно вспомнить пылавший тогда полтора десятилетия страх "японцы придут и всё скупят", так похожий на нынешние опасения экспансии Китая. После этого – высказать предположение, что окончится оно так же кризисом и "потерянными десятилетиями", и в итоге закруглить статью. Но мы этого делать не будем, потому что в сравнении ситуации тогда и сейчас есть один важный фактор, которого тогда не было, а сейчас присутствует. Этот фактор – фундаментальное падение нормы прибыли, той самой r* – естественной процентной ставки, что кратко рассмотрено здесь. Как это может повлиять на экономику КНР?

Предположим (с заметной натяжкой, конечно же), что ближайший кризис Китай пройдет более-менее спокойно. Что ему удастся купировать отток капитала, избежать серьезной девальвации юаня, переноса производства в более дешевые страны и массового закрытия фирм. Последнее, конечно же, будет весьма сложно – так, сообщают, что закрытие комплекса Samsung в Хойчжоу в провинции Гуандун (это производство переезжает во Вьетнам) привело к тому, что по меньшей мере 60% близлежащих предприятий, ориентировавшихся на спрос со стороны его рабочих, а также бывших его поставщиками, уже закрылись.

Собственно говоря, я писал уже о том, что относительно низкая доля экспорта (18%) в ВВП у Китая не означает отсутствия зависимости от него. Скорее, она означает, что значительная часть производственной цепочки находится в КНР, и потеря спроса (или перенос ключевой части этой цепочки, как в случае с Samsung) приведет к резкой деградации самой цепочки. Неважно. Предположим, ему удалось, слегка пообтрепавшись, выстоять – и войти в эту новую эру фундаментально дешевых кредитных ресурсов. Что и как можно из этого извлечь?

Китай – развивающаяся страна. Монокультурно-рентный путь развития для нее закрыт, продаж китайского редкоземельного сырья не хватит на все население. Инвестиционный путь имеет, как мы видим, свои пределы. Финансовый центр из КНР также не получится. Остается лишь кластерный, несмотря на всю его сложность.

Здесь надо отметить, что я использую понятие "кластер" в его классическом, правильном понимании. Это слово затаскали до неимоверности – и зачастую под кластером подразумевается куча фирм смежных профилей, собранная в одной географической локации, после чего от этого эклектичного конкурирующего внутри себя куста ожидаются какие-то экономические прорывы, что  бессмысленно.

Кластер есть территория, где среди дислоцированных фирм имеет место такое разделение труда, глубина которого является наиболее высокой ну хотя бы в масштабах континента, а в предельном случае – во всем мире, и именно это является основой эталонности продукции, производимой в кластере. Очевидно, кластеров в мире штучное количество. San Francisco Bay Area – кластер в сфере IT. Дания – тоже кластер, в мясомолочной сфере. Центральная Европа, в первую очередь Швейцария – кластер в сфере точного машиностроения. Зона бассейна Permian в США – кластер в сфере нефтедобычи. При этом надо понимать, что кластер – это не статичная сущность, кластер – это постоянно идущий процесс, постоянная пульсация создания новых фирм и перемещения людей между ними. В пределе, кластер производит не столько товары и услуги (которые, будучи эталонными, покупаются во всем мире) и даже не столько технологии (которые транслируются, с лагом, на весь мир), сколько знания – для того, чтобы создавать новые технологии и новые товары с услугами. Из этого, кстати следует, что кластер нельзя создать по указке, возможно лишь попробовать создать для него условия и надеяться, что там что-то заведется, потом как-то достигнет мирового уровня, а потом превзойдет его и сможет удержать.

Возможно ли создание кластеров в Китае? Да, возможно, их может сложиться минимум три штуки – гальванический, ИИ и электромобильный, можно упомянуть также квантовые вычисления. Более того, у меня есть гипотеза, что Китай именно этим и занят, форсируя в последние годы эти направления. Даст ли это результат в сравнении с условными США со всеми их сателлитами – вопрос открытый, причем он имеет и финансовую составляющую: для чего-то воистину интересного и нового может быть интересно убыть в конкурирующий кластер, где попросту больше денег. Исправить это, в свою очередь, можно двумя путями: либо полной технологической несовместимостью, либо уже имеющимся успехом кластера в некоей сфере, т.е. иметь ситуацию, что у остальных дела куда хуже и уходить туда резона нет. При этом деньги здесь, в некотором смысле, второстепенны. Помимо самого доступа к дешевым деньгам и снижению нормы прибыли имеет значение еще и финансовая культура, развитость инструментов, свободы и адекватных регулятивных норм, и здесь Запад сильно превосходит Китай.

Наверное, хватит. О будущей индустрии, в частности, о проектировании на цифровых двойниках как основе всей этой истории, мы как-нибудь поговорим отдельно. И уже в приложении к России.