Новый Первомай

Так что же, зря была столетняя борьба
Все революции, великие победы?

– "2032: Легенда о несбывшемся грядущем"

Когда в далеком уже мае 1886 года чикагские рабочие начали забастовку с требованием 8-часового рабочего дня, они вряд ли могли предположить весь спектр последствий этого действия. Краткосрочно она завершилась для них печально – на 4-й день протестов, 4 мая того же года, кто-то из толпы собравшихся бросил ручную бомбу. Погиб один из полицейских, остальные в ответ на это начали стрелять в толпу. Итог – несколько десятков погибших и раненых, включая потери сил полиции от "дружественного огня", после чего – расследование и четверо повешенных якобы виновных в этом анархистов, а со временем – выявление оговора и освобождение остальных осужденных. Бомбиста же так и не нашли – видимо, у того хватило ума уйти глубоко на дно.

История, конечно же, не рядовая – но и ничего уж совсем экстраординарного по тем довольно жестоким временам не было. Тем не менее люди её запомнили и в июле 1889 года Парижский конгресс II Интернационала принял решение о проведении в этот день ежегодных демонстраций, сам же день был поименован Международным днем солидарности трудящихся.

Праздник этот был одним из самых главных в советские времена, по важности он был, фактически, на втором месте после 7 ноября. Сейчас его значение, конечно же, девальвировалось, идеология ушла, несмотря на новое название – "день весны и труда", обернувшись кому-то поводом порадоваться первым теплым денькам, а кому-то – предаваться именно что труду в формате выезда на дачу и высаживания картошки. Тем не менее, повод есть повод, и настоящая заметка будет посвящена краткому обзору состояния "завоеваний трудового народа и рабочего класса" – понятное дело, не в локальном масштабе, но в мировом.

В локальном масштабе, кстати говоря, нельзя не отметить милого троллинга со стороны премьер-министра Дмитрия Медведева, который буквально накануне этих майских праздников призвал перевести, наконец, в законодательный формат все разговоры и планы о повышении пенсионного возраста. Впрочем, это всё идет по категории "жизнь продолжается": выборы прошли, результаты нового-старого президента очень уверенные, протестов нет, у "партии власти" конституционное большинство в Госдуме – иначе говоря, всё это вполне удовлетворяет чаяниям податного электората. Ну и замечательно.

Вернемся к рабочему классу и его достижениям – но, говоря о таковых, придется начать с азов, а именно с Карла Маркса и выделения им классов как основных акторов экономических действий. Так, основной идеей, лежащей в основе марксовой экономической теории является следующая: вся совокупность экономических агентов разбита на группы, и противоречия существуют только между этими группами. Построение теории, следовательно, должно начинаться с аксиоматического выделения таких групп. Проблем с этим, по логике вещей, не предполагалось: уже домарксова классическая политэкономия (от Адама Смита до Джона Стюарта Милля) выделяла триаду основных экономических классов: буржуазия, пролетариат и земельные собственники. Проблемой было не это, а то, что классики не смогли интегрировать земельных собственников в единую модель функционирования капиталистической экономики, не удалось это и Марксу. Более того, детально вопрос классов Маркс не прорабатывал. Глава "Классы" - это 52 глава III тома "Капитала", самая последняя, та самая, в которой всего пять абзацев, после чего идет пометка Энгельса: "Здесь рукопись обрывается". При этом сам Маркс в этой недописанной главе признает, что даже в самой развитой капиталистической стране, Англии, "средние и переходные ступени везде затемняют строгие границы между классами" и "указанное классовое деление не выступает ещё в чистом виде". Это, на самом деле, довольно забавно – капитализм вроде как описан, аксиоматика описания тоже представлена – но при этом de facto не наблюдается в реальности. Сам Маркс это видит, намеренно оставляет это за скобками ("Впрочем это безразлично для нашего исследования") – но чем закончился бы полет его мысли мы, увы, уже никогда не узнаем.

Маркс также ошибся в ещё одной критически важной вещи (на самом деле, не только в этой, но детальный разбор "Капитала" не входит в цели написания данной заметки) – в фундаментальном прогнозе будущего. В "Капитале" (том I, глава 23) он показывал принципиальную антагонистичность целей пролетариата и буржуазии и декларировал тренд на абсолютное обнищание пролетариата: "...обусловливает накопление нищеты, соответственное накоплению капитала. Следовательно, накопление богатства на одном полюсе есть в то же время накопление нищеты, муки труда, рабства, невежества, огрубения и моральной деградации на противоположном полюсе...", его пауперизацию. Вышло ровно наоборот, что вполне можно видеть на приведенном графике реальных зарплат лондонских каменщиков (самая неквалифицированная часть пролетариата – т.е. у остальных дела были ещё лучше), который взят из статьи Роберта Аллена 2001 года "The Great Divergence in European Wages and Prices from the Middle Ages to the First World War".

Хуже всего было то, что марксисты, по сути, объявили "Капитал" догмой, вместо того, чтобы критически его разобрать, доработать в слабых местах и вывести в конечном итоге в стройную непротиворечивую теорию. Этого не произошло по, вероятно, психологически-религиозным причинам – формирование идеологической альтернативы капитализму нуждалось именно что в Священной Книге. Собственно говоря, даже попытка Розы Люксембург провести такую доработку в книге "Накопление капитала" (вышла в 1913 году) была обусловлена лишь тем, что II том "Капитала" представлял собой обработанную Энгельсом незавершенную рукопись. Это ей не помогло – Владимир Ленин, главный транслятор смысла "Капитала", отверг её доработки, а сама книга была подвергнута жесткой критике.

Впрочем, с точки зрения исторического процесса это не особо интересно. Российская Империя рухнула, на её обломках образовался СССР, а марксизм с классовой аксиоматикой, пролетариатом и "альтернативой капитализму" вознесся в небеса. При этом развития теории, по сути, не происходило, а на Западе марксизм фактически сгнил – частью потому, что был элементом враждебной (советской) системы, а частью потому, что полностью перестал отвечать жизненным реалиям Запада.

Тем не менее жизнь продолжалась своим чередом. СССР повторил судьбу РИ, заместо него пришла Российская Федерация, настроенная жить вполне по-капиталистически. Капитализм (в широком смысле) тоже трансформировался, изменился также и социум – и всё это привело к формированию некоторых весьма интересных трендов.

Во-первых, мы сейчас наблюдаем своего рода привет из прошлого: марксова классовая модель вдруг обрела более серьёзную привязку к реальности. Речь, понятно, не о классическом разделении на пролетариат, буржуазию и земельных собственников, эти классы как не были чётко сформированы при Марксе, так и не являются таковыми сейчас, более того, эта классификация очень серьёзно усложнилась, сообразно усложнению самой экономики и углублению уровня разделения труда. Речь идет о формировании принципиально нового класса, не включённого ранее в какие-либо модели – прекариата. Признаков у него много, но фундаментальным стоит признать один: это часть рабочей силы, для которой нерегулярная, временная занятость и следующая из этого нестабильность социального статуса, уровня потребления и жизненных гарантий в целом стала постоянным явлением. Сюда входят и сезонные/временные работники, и подавляющая часть мигрантов, и занятые заемным трудом, и студенты со стажёрами, и даже представители "креативных" профессий, работающие в рамках фриланса. При этом говорить о классе уже можно хотя бы потому, что численно он в разных странах может составлять до четверти всей рабочей силы.

Тренд второй – роботизация. Это, впрочем, весьма условно, хотя и, конечно же, заслуживает упоминания. Дело в том, что современный промышленный робот, вообще говоря, ничем принципиально не отличается от описанной в учебнике истории "палки-копалки" первобытных времен. Это инструмент, созданный человеком для решения его задач, и процесс создания их непрерывен и итеративен – старые более грубые инструменты используются для изготовления более новых и более точных, и так ad infinitum. Соответственно, ни о какой революции в этом отношении не может быть и речи, и вопрос сводится к простому – окупится ли робот или нет. И совершенно не факт, что окупится – роботов ставлю не только я, но и мои конкуренты, а спрос на продукцию при этом не меняется, или даже падает – поскольку робот, например, позволит уволить ненужных работников. В итоге этого снижается стоимость труда – и уже робот может оказаться неконкурентоспособным.

Тренд третий – укрупнение запасов капитала у его владельцев и монополизация среди фирм. Речь здесь идёт, фактически, о прямой реализации поговорки "деньги липнут к деньгам". Первое вполне четко и однозначно показал Томас Пикетти в своей книге "Капитал в XXI веке" – в результате чего моментально превратился в икону современных левых. Надо сказать, у меня есть заметные претензии к книге Пикетти по вопросам методологии (к примеру, использование слегка модифицированной модели Солоу с экзогенно заданным техническим прогрессом), но с выводами я спорить не склонен. Монополизация же среди фирм обусловлена общей развитостью рынка и проникновением в жизнь информационных технологий: стартапы, которые могли бы поколебать господство корпорации, ранее могли расти в тени, продавая свой более эффективный продукт либо же используя более эффективную бизнес-модель. Сейчас же они все под радарами целого спектра наблюдателей – от отраслевой прессы до венчурных инвесторов, и много перспективных стартапов, как только дорастут до заметного размера, просто выкупаются корпорациями у создателей, а их инновационный продукт интегрируется в основную линейку продукции корпорации-покупателя.

Тренд четвертый – общее интеллектуальное обнищание левой идеи и её маргинализация. Попытка Маркса была хорошей и, безусловно, смелой, несмотря на ошибки – но продолжатели дела оказались мало на что годными. Рост заработков пролетариата и его размывание как марксового класса привели к тому, что он перестал быть социальной базой левых идеологов  и левые в поисках таковой обратили своё внимание на разнокалиберные меньшинства – религиозные, национальные, сексуальные, et cetera nec plus ultra. В итоге получился полный разворот – тот самый представитель пролетариата, "водопроводчик Джо", голосует не за левых, а за правых, не за прогрессивную налоговую ставку и повышение соцгарантий – а за снижение налогов на бизнес, что крупный, что мелкий, и отказ от Obamacare.

Была ли зря столетняя борьба? Думаю, это покажет лишь время.

Опубликовано 01.05.18 на портале Бизнес-Онлайн, Казань.