Новая теория Материалы О нас Услуги Партнеры Контакты Манифест
   
 
Материалы
 
ОСНОВНЫЕ ТЕМЫ ПРОЧИЕ ТЕМЫ
Корея, Ближний Восток, Индия, ex-СССР, Африка, виды управленческой деятельности, бюрократия, фирма, административная реформа, налоги, фондовые рынки, Южная Америка, исламские финансы, социализм, Япония, облигации, бюджет, СССР, ЦБ РФ, финансовая система, политика, нефть, ЕЦБ, кредитование, экономическая теория, инновации, инвестиции, инфляция, долги, недвижимость, ФРС, бизнес в России, реальный сектор, деньги
 

Случай региональной политики

23.04.2018

 Ни́колас Ка́лдор, барон Калдор (12 мая, 1908, Будапешт, Венгрия — 30 сентября, 1986, Папворт Эверард, Кембриджшир, Великобритания) — английский экономист венгерско-еврейского происхождения.

В сфере его интересов в экономической науке были проблемы экономического роста, занятости и инфляции. Его именем названы разработанные критерий оценки благосостояния — критерий Калдора-Хикса и теория роста Калдора, он автор термина удобная доходность и экспортоориентированной модели экономического роста, основанной на законе Вердоорна.

Калдор изучает те же вопросы, что и неокономика, а именно стремиться понять, почему развитые страны развиваются, а бедные нет.

Нас Калдор заинтересовал прежде всего своим взглядом на взаимодействие двух разноразвитых экономик (как на уровне стран, так и на уровне регионов). Он очень близок к тому, что говорит неокономика и указывает на те же проблемы, которые возникают в результате их взаимодействия. В частности, проблему начала деградации промышленности в менее развитой экономике после начала торговли с более развитой, в которой сложилась более глубокая система разделения труда.

Еще один важный момент, который выделяет Калдор, что темп роста региона определяется темпом роста его экспорта. Он говорит: «Любое экзогенное изменение спроса на продукцию региона извне запустит мультипликационные эффекты в производстве и занятости, которые, в свою очередь, будет корректировать импорт для изменения экспорта».

Эти факторы по сути задают тренд развития территорий после начала взаимодействия и очень важны при проектировании развития регионов или стран.

Ниже приведен перевод статьи Калдора «The Case for Regional Policies», опубликованной в 1970 г. вжурнале Scottish Journal of Political Economy, 1970, vol. 17, issue 3, 337-48

В ней вы найдете подробности о взглядах Калдора, которые очень важны при изучении тематики регионального развития.

The Case for Regional Policies

Nicholas Kaldor

В последние годы в Британии, как и в других странах, мы начали осознавать существование региональной проблемы, которая заключается в неравномерном росте разных регионов. Одни регионы развиваются сравнительно быстро, другие отстают. По ряду причин в случае Британии эта проблема быстро и медленно растущих регионов не привела к аналогичному разрыву региональных жизненных стандартов, культурной и социальной структуры, как в других странах, таких как Италия, США или Франция. И в целом проблема неравенства регионов внутри стран и близко не столь настолько остра, как неравенство между богатыми и бедными странами с различием жизненных стандартов в размере 20:1 и даже 50:1, между так называемыми развитыми и развивающимися странами. Да, исследования Кузнеца и других показали, что огромные различия между богатыми и бедными странами относительно недавнего происхождения. Они есть кумулятивное следствие постоянных различий темпов роста на протяжении периода, длительного если сравнивать его с жизнью человека, но относительно короткого если сравнивать в описанной историей человечества – не более нескольких веков. 200-250 лет назад разница уровня жизни или уровня экономического и культурного развития разных частей света была гораздо меньше, чем сейчас.

Главный вопрос, который следует рассмотреть: каковы причины разницы темпов роста регионов, относится ли термин к разным странам (или группам стран) или разным областям внутри одной и той же страны. Оба случая, конечно, не идентичны, но до определенного момента было бы полезно рассматривать их как таковые и применять один и тот же аналитический подход к обоим.

В некотором отношении анализ чисто региональных проблем (внутри одной политической области) более труден. Вопрос прежде всего заключается в том, как определить регион внутри политического единства. Вопрос, который не возникает, когда политические границы, как бы произвольно они не были установлены с точки зрения экономической или социальной точки зрения, являются реальностью, данной нам в ощущениях, и мы вынуждены принимать их как данность. На самом деле, нет единого подхода к определению «региона», есть множество способов. Лучшее, что можно сказать, это то, что некоторые способы определения границ более разумны, чем другие, и учитывая этот факт, точная демаркация региона не слишком влияет на последующий анализ.

Другая причина, по которой анализ региона внутри страны более труден, заключается в том, что участь региона не совпадает с участью его жителей. Мобильность труда и капитала внутри страны больше, чем между странами, даже если экономисты в своем стремлении к четким предпосылкам, преувеличивают первую и преуменьшают последнюю (мобильность внутри страны не абсолютна, и какая-то мобильность между странами тоже есть).

Наконец, регионы как часть нации или страны, имеют общие политические институты, общие власти, осуществляющие налогообложение и расходование бюджетных средств и общую валюту – все это оказывает серьезное влияние на то, как осуществляются внешние экономические связи.

Роль ресурсной обеспеченности

Но с учетом этих различий, что мы можем сказать о случаях разных темпов роста, что внутри страны, что между странами? Если обратиться к классической или неоклассической экономической теории, общее объяснение заключается в различии факторов, которые объединяются термином «ресурсная наделенность», которые сами по себе остаются необъясненными. Некоторые области имеют преимущества климата, геологии, способностей и изобретательности населения, а также бережливости, и эти присущие преимущества могут быть дополнены хорошими политическими и социальными институтами. Помимо предположения, что хороший человеческий материал формируется в умеренном климате, который не слишком горяч, ни слишком холоден, и все это благодаря историческим событиям и удаче, теории, объясняющие богатство и бедность в терминах ресурсной обеспеченности мало что могут предложить для объяснения.

Тем не менее можно согласиться, что они углубляют, насколько это возможно, объяснение части, и до недавнего времени значительной части экономического роста, который состоит из связанной с землей экономической деятельности, такой как сельское хозяйство и добыча полезных ископаемых. Здесь связь с климатическими и геологическими факторами, такими как солярность, увлажнение или доступность полезных ископаемых, прослеживается явно. Это дает естественное объяснение, почему одни области более плотно населены, чем другие и почему сравнительные преимущества в приобретении (изготовлении) различных продуктов (что обусловливает внешние торговые связи) могут различаться между территориями.

Не требуется изощренных объяснений, почему для одних стран лучше выращивать пшеницу, а для других бананы; или почему некоторые территории, лучше обеспеченные ресурсами, с быстро растущим спросом на них (такие как нефть или уран), успешны с точки зрения потенциала роста сравнительно с территориями, наделенными ресурсами с медленно растущим или снижающимся спросом, например, углем. Можно согласиться, что некоторая часть межрегиональной специализации и разделения труда может быть адекватно отнесена на эти факторы.

Когда мы переходим к рассмотрению сравнительных преимуществ в обрабатывающей промышленности (в отличие от связанных с землей отраслей) такой подход явно не подходит. Распределение реального дохода в мире – относительных богатства и бедности наций, или регионов объясняется не естественными факторами, а неравномерным развитием промышленности. Развитые регионы с высоким доходом это безоговорочно те, которые обладают высокоразвитой современной промышленностью.

В отношении различий в промышленном развитии объяснения в терминах ресурсной обеспеченности далеко нас не продвигают. Можно и даже следует сказать, что промышленное производство требует огромного количества капитала, в смысле как заводов и станков, так и человеческих умений, проистекающих из образования, но в объяснении различий в капиталовооруженности трудно отделить причину от следствия. Разумно сказать, что накопление капитала является следствием развития, также как и что оно является причиной развития. Как бы то ни было, оба идут бок о бок. Накопление в основном финансируется из прибыли бизнеса, рост спроса, в свою очередь, порождает как стимулы инвестировать капитал в промышленность, так и дает ресурсы для его финансирования.

Поэтому мы не можем сказать, что промышленность будет размещаться в регионах, которые наделены капиталом по каким-то причинам, отдельным от самого промышленного развития. То, что одни регионы разбогатели, в то время как другие остались бедными - это не следствие какой-то особой бережливости населения региона или относительно высокой дифференциации доходов, которая породила высокий уровень сбережений. Капитал, необходимый для индустриализации был в основном создан теми индивидами, которые приобрели богатство в результате процесса развития, а не до него. Капитаны промышленности, такие как Генри Форд и лорд Нуффилд (Уильям Моррис, Morris Motors) не выходцы из богатых классов, они начинали как «маленькие люди».

Не существует удовлетворительной теории размещения, которая могла бы объяснить географическое распределение промышленности. Единственный подходящий фактор, который имеет отношение к делу – транспортные издержки. Но эффект транспортных издержек может помочь объяснить размещение производств, связанных с громоздкими изделиями, где транспортные издержки действительно важны, и где обработка существенно снижает вес исходных материалов. К примеру, две тонны угля и 4 тонны железной руды требуется для производства тонны стали, так что выгоднее размещать производство стали около угольных шахт и месторождений железной руды, а если они расположены на определенном расстоянии друг от друга, лучше размещать сталелитейные предприятия между обеими точками, в пропорции, определенной долей каждого материала в единице продукции, т.е., в нашем примере, 2/3 заводов около месторождений железной руды и 1/3 около угольных шахт, так как такое расположение обеспечит полное использование транспортных мощностей в обоих направлениях.

Но там где эффект обработки в снижении веса и объемов не так важен, для локализации обрабатывающей промышленности безразличны как близость к источникам сырья, так и к рынкам сбыта, так и расположение где-нибудь между. Часто предполагается, что такие «безразличные» отрасли стараются развиваться вблизи рынка для своей продукции. Но это вновь необоснованное утверждение. Машиностроительное производство в Англии сконцентрировано в районе Бирмингема, это также и большой рынок для машиностроительной продукции сам по себе. Но это не объясняет, почему все это должно быть размещено именно здесь, а не в других местах, скажем, Лидсе или Шеффилде.

Принцип кумулятивной причинности

Для объяснения, почему определенные регионы стали промышленными, в то время как другие нет, мы должны обратиться к соображениям другого типа, что Мюрдаль называл принципом круговой и кумулятивной причинности. Это не что иное, как возрастающая отдача от масштаба, используя этот термин в наиболее широком смысле, в обрабатывающей промышленности. Это не только экономия, связанная с крупномасштабным производством, подразумеваемая обычно, но и накопленные преимущества, связанные с ростом промышленности как таковой: развитие умений и знаний, возможности для обмена идеями и опытом, возможность повышения разнообразия операций и специализации работников. Как показал Янг в своей знаменитой статье, принцип разделения труда Адама Смита проявляет себя в постоянной структуре отрасли через возникновение новых видов специализированных фирм и постоянно растущую дифференциацию – в большей мере, чем через рост отдельной фабрики или отдельной фирмы.

Так что тот факт, что все известные исторические примеры развития обрабатывающей промышленности были тесно связаны с урбанизацией, имеет под собой глубинные основания, которые не могут быть отменены изобретением какой-нибудь новой технологии или появлением нового источника энергии. Их общий эффект заключается в сильной положительной связи между ростом производительности и ростом масштаба производства – так называемый закон Вердорна. Одним из аспектов его является то, что по мере развития связей между различными регионами (по мере совершенствования транспорта и рыночной организации), регион, который более промышленно развит, может получать выгоды от растущей открытости торговли за счет менее развитых регионов, чье развитие угнетается ею. В то время как в классическом случае, который абстрагируется от возрастающей отдачи, открытие торговли между двумя регионами обязательно будет выгодным для обоих (даже если выгоды будут распределены неравномерно) и специализация через торговлю с необходимостью приведет к сокращению различий относительных затрат в обоих регионах, в случае открытия торговли промышленными изделиями различия сравнительных издержек могут возрасти в результате торговли, и один регион может понести ущерб в пользу другого. Это может быть так если рассмотреть две изолированных территории, каждая из которых включает аграрную область и промышленный и торговый центр, где размер сельскохозяйственной продукции определяется качеством почвы, климатом и технологией, а размер промышленной продукции в основном зависит от спроса со стороны сельского хозяйства. Когда торговля становится открытой, регион с более развитой промышленностью будет в состоянии удовлетворять потребности сельского хозяйства другого региона на более выгодных условиях. В результате индустриальный сектор второго региона будет терять рынок и деградировать без какой либо компенсации населению региона в смысле возрастающего аграрного выпуска.

Другой аспект асимметрии между привязанными к земле и обрабатывающими производствами (в которых обычно проявляется эффект масштаба) заключается в том, что в промышленности контрактные издержки формируют важный независимый элемент ценообразования, конкуренция обязательно несовершенна, продавцы скорее ценообразователи, нежели ценоприниматели. В то время как в сельском хозяйстве цены определяются, или зависят от контрактных входов (т.е. уровня заработной платы).

В результате процесс обмена – основа механизма согласования межрегиональных торговых и денежных потоков, действует по-разному в обоих случаях. В случае торговли между сельскозохозяйственными регионами, классическая теория процесса согласования более или менее применима. Цена сельскохозяственной продукции растет или падает автоматически с изменениями спроса и предложения. Эти изменения цен на отдельных рынках должны балансировать торговые потоки между территориями как через эффекты дохода так и через эффекты замещения вследствие ценовых изменений. Там, где товары, производимые разными регионами приблизительно взаимозаменяемы, относительно умеренных изменений цен достаточно, чтобы компенсировать изменения в спросе или предложении, которые могут быть связаны с неурожаем, неравномерным внедрением технологических изменений и других экзогенных факторов. Если товары, производимые разными регионами, скорее дополняющие, нежели замещающие, процесс согласования может повлечь гораздо большие изменения в условиях торговли двух регионов, и будут действовать главным образом через эффект дохода. Но в любом случае процесс установления равновесия между спросом и предложением на каждом отдельном рынке через ценовой механизм также обеспечит баланс между продажами и покупками каждого региона.

В случае промышленности эффект экзогенных изменений в спросе скажется скорее на производстве, чем на ценах. Предложение, особенно в долгосрочном периоде обычно превышает спрос, в том смысле, что производители стремятся больше и производить, и продавать по текущим ценам (и даже по меньшим ценам) в ответ на растущий поток заказов. В этой ситуации процесс согласования работает по иному – через так называемый мультипликатор внешней торговли. Любое экзогенное изменение спроса на продукцию региона извне запустит мультипликационные эффекты в производстве и занятости, которые, в свою очередь, будет корректировать импорт для изменения экспорта. При определенных предположениях одной этой корректировки достаточно чтобы сбалансировать торговые потоки.

Необходимые предпосылки заключаются в том, что все остальные источники спроса за исключением экспорта скорее эндогенны, чем экзогенны, т.е. что и правительственные расходы и инвестиции бизнеса играют пассивную роль, первые будучи ограничены налоговыми поступлениями, а последние – накопляемой частью прибыли.

Некоторое время назад Хикс ввел выражение «супермультипликатор», чтобы отразить эффекты изменений спроса как на инвестиции, так и на потребление, и он показал, что при определенных предположениях, и темп роста индуцированных инвестиций, и темп роста потребления ассимптотизируется с автономной составляющей спроса, так, что рост автономного спроса будет определять темп роста экономики в целом.

С точки зрения любого отдельного региона, автономная компонента спроса – это спрос, возникающий извне региона, и хиксовское понятие супермультипликатора можно применить таким образом, чтобы выразить механизм мультипликатора внешней торговли в динамике. Выраженный таким образом, механизм имеет своим следствием, что темп развития региона на фундаментальном уровне определяется темпом роста его экспорта. Рост экспорта через акселератор будет определять темпы роста промышленного потенциала, равно как и темп роста потребления; он также будет определять (опять-таки при некоторых жестких упрощающих предпосылках) уровень и темпы роста доли импорта в экспорте.

Динамика экспорта с другой стороны будет зависеть как от экзогенного фактора: темпа роста мирового спроса на продукцию региона, так и от эндогенного или квази-эндогенного фактора – от движения эффективной заработной платы в регионе относительно других производящих регионов, что будет определять, будет ли доля региона в общем рынке возрастающей или падающей. Движение эффективной заработной платы (выражение, введенное Кейнсом) зависит от двух элементов: относительного движения денежных заработных плат и производительности. Если это отношение (индекс денежных зарплат деленный на индекс производительности) изменяется в пользу региона, его конкурентоспособность повысится, и наоборот.

Что касается изменений денежных зарплат, то можно сделать бесспорное предположение, что некоторая мобильность труда ограничивает различия зарплат между промышленными регионами, или между различными отраслями в регионе. В самом деле, это хорошо известный факт, что в то время как общий уровень денежных зарплат может расти в самых разных отношениях, различия выплат рабочим разных специальностей, или рабочим, выполняющим одну и ту же работу в разных регионах, необыкновенно постоянны. Это может быть результатом частично мобильности труда, но также сильным давлением, связанным с коллективным торгом за сохранение обычных соотношений.

Это верно также и в международном контексте, что сравнительные различия темпов роста денежных зарплат в разных промышленных странах были меньше (по крайней мере в послевоенный период) чем различия в темпах роста производительности в промышленности, хотя причины этого до сих пор не совсем ясны.

Но это означает, что темпы роста денежных зарплат в различных регионах должны быть примерно одинаковыми, даже если темпы роста занятости заметно различаются. С другой стороны, согласно закону Вердоорна, темпы роста производительности должны быть тем выше, чем выше темпы роста выпуска, и различия в темпах роста производительности должны превышать соответствующие различия в темпах роста занятости.

Недавние эмпирические исследования роста производительности в промышленности предполагают, что 1% роста выпуска обеспечивается 0.6% роста производительности и 0.4% роста занятости.

Следовательно, различия в темпах роста производительности не компенсируются эквивалентными различиями темпов роста денежных зарплат.

Другими словами, эффективные заработные платы будут снижаться в регионах (и отдельных отраслях в регионах), где производительность растет быстрее, чем в среднем. Это и есть причина того, что относительно быстро растущие регионы получают кумулятивное конкурентное преимущество по сравнению с относительно медленно растущими областями: Эффективные заработные платы в первых при естественном ходе вещей, будут падать в первых относительно вторых, в то время как они растут в обоих регионах в абсолютном выражении.

Это и есть механизм, через который работает кумулятивная причинность. И относительный успех, и относительная неудача имеют самоусиливающийся эффект для промышленного развития. Поскольку различия роста зарплат недостаточно для компенсации различий роста производительности, относительные издержки производства в быстро растущих регионах падают со временем относительно издержек в медленно растущих регионах и обеспечивают первым конкурентное преимущество за счет вторых.

Я уверен, что этот принцип кумулятивной причинности, который определяет неравномерный охват регионов промышленным развитием эндогенными факторами, отражающими процесс исторического развития как такового, а не экзогенными различиями ресурсной обеспеченности – принципиально важен для понимания расхождения трендов развития различных регионов. В действительности, факторы и взаимные зависимости процесса развития намного более сложны. Интенсификация торговли, связанная с технологическими улучшениями на транспорте или снижением искусственных барьеров (таких, как тарифы) оказывают как рассеивающий, так и концентрационный эффект. Рост производства и доходов в одном регионе будет стимулировать спрос на дополняющую продукцию других регионов, и также в терминах микроэкономики, снижающиеся издержки обычно приводят скорее к олигополии, чем к монополии, так что принцип кумулятивной причинности ведет к концентрации промышленного развития в нескольких успешных регионах, а не в одном регионе. Эти успешные регионы, в свою очередь, могут поддерживать друг друга через растущую специализацию между ними.

В самом деле, применительно к национальным территориям Кузнец нашел, что различные промышленно развитые страны похожи по своей промышленной структуре, находятся на схожих стадиях промышленного развития. Выдающийся рост международной торговли промышленными изделиями между высокоразвитыми странами был результатом специализации внутри отраслей, чем между отраслями. Она затрагивала отдельные компоненты и машиностроение для промышленных нужд. Например, в случае автомобилестроения, в то время как развитые страны имели развитые и в высшей степени конкурентные производства (и крупны нетто-экспортеров), наблюдался значительный рост торговли автомобильными деталями. Некоторые страны снабжали частями карбюраторов все остальные, а другие делали то же самое применительно к другим деталям, или же карбюраторам.

Также важны потери, связанные с высокими темпами роста промышленной активности в отдельных отраслях: быстро развивающиеся регионы должны иметь быстрые темпы роста населения (в основном за счет иммиграции), с соответствующими жилищными проблемами, сложностями с обеспечением коммунальных услуг, перенаселенностью и т.д., и все это на определенной стадии может снизить технологические выгоды, связанные с быстрым развитием. Но, как хорошо известно, многие из этих потерь являются внешними для индивидуального производителя и не могут поэтому быть адекватно отражены в движении денежных издержек и цен. Наоборот, внешние эффекты в медленно растущих или депрессивных регионах, такие как безработица, незагруженная социальная инфраструктура, которые опять-таки являются внешними для фирм и поэтому также не отражаются в издержках и ценах. Есть основания предположить, что оставленные на волю рынка тенденции промышленного развития будут заходить дальше, чем если бы частные издержки были равны социальным издержкам (в пигувианском смысле) и все выгоды и потери производства были адекватно отражены в издержках и ценах.

Регионы и страны

Теперь можно приступить к уточнению способа реализации этих принципов применительно к различным регионам внутри станы и различным политическим образованиям.

Прежде всего, есть тот факт, что межрегиональная мобильность труда гораздо активнее, чем межстрановая. Следовательно, различия в региональных темпах роста не в состоянии породить различия в жизненных стандартах такие же, которые образовались в последние несколько веков между отдаленными регионами, разделенными политическими и культурными барьерами. Без сомнения, реальные доходы растут быстрее в зонах иммиграции, чем в зонах эмиграции, но сам факт легкости миграции ограничивает соотношение, в котором различие в темпах роста результирует в разрыве доходов на душу населения. То обстоятельство, что профсоюзы общенациональны и коллективные договора в большинстве стран заключаются на национальном уровне, есть другая причина, почему движение доходов в различных регионах идет «нога в ногу».

Второй, и даже более важный факт тот, что регион, составляющий часть политической общности, с единым уровнем общественных услуг и единым налогообложением, автоматически получает «помощь» независимо от того, насколько его торговые отношения с остальной территорией ухудшаются. Существует встроенный фискальный стабилизатор, который ограничивает действие экспортного мультипликатора, поскольку налоги, уплачиваемые центральному правительству зависят от местных доходов и расходов, в то время как общественные расходы – нет (на самом деле, они могут варьировать в противоположном направлении благодаря общественным работам, пособий по безработице и т.п.). Любое ухудшение экспортно-импортного баланса частично компенсируется изменением регионального фискального баланса, а именно, тем, что он отдает центральному казначейству и получает от него.

Этот встроенный фискальный стабилизатор, который при падении экзогенного спроса приводит к росту дефицита общественного сектора и тем самым смягчает эффект первого на занятость и доходы, действует, конечно же на национальном уровне, также как и на региональном, и это одна из главных причин, почему снижение экспорта не порождает соответствующего падения уровня доходов чтобы установилось равновесие платежного баланса через корректировку импорта. Но важная особенность в том, что в случае региона изменения локального фискального баланса финансируются извне. В случае нации дефицит платежного баланса приводит к снижению резервов или требует компенсирующего финансирования из-за рубежа, которое ни в коем случае не является автоматическим.

Это представляется мне главной причиной, почему на региональном уровне не существует проблемы платежного баланса. Монетарной школой часто предполагается, что причина, по которой страна с самостоятельной валютой сталкивается с затруднениями, связанными с платежным балансом, в то время как регион никогда, заключается в том, что в первом случае предложение местных денег сокращается вследствие превышения импорта над экспортом, а во втором случае монетарные власти компенсируют эффекты неблагоприятного баланса текущего счета расширением национального кредита, замещая отток денег (возникающий из-за превышения импорта) «новыми» деньгами. На мой взгляд, думать так – значит ставить телегу впереди лошади. «Замещение денег» - просто одно из проявлений того факта, что действие мультипликатора внешней торговли сковывается индуцированным фискальным дефицитом, возможно, усугубленным также падением частных сбережений относительно частных национальных инвестиций (хотя на практике последний фактор количественно малозначим, так как мультипликатор внешней торговли приведет сокращению региональных инвестиций, а не только сбережений). Но точно то же самое происходит и на региональном уровне: денежный отток замещается увеличением чистого притока от казначейства, что является прямым следствием оттока, но поскольку это происходит автоматически в рамках естественного порядка вещей, никто суетится по этому поводу, и даже просто не замечает, что случилось.

С этой точки зрения регионы находятся в лучшей позиции, чем страны. С другой стороны, суверенные политические области могут предпринять различные меры противодействия неблагоприятным тенденциям в их эффективных заработных платах, которые недоступны регионам, например, переключив спрос с иностранных товаров на отечественные через разные формы протекционизма (тарифные и нетарифные барьеры, как и предпочтения в общественных контрактах) или время от времени, хотя обычно с большим запозданием, в самых крайних случаях – через изменения обменного курса.

Из этих двух инструментов противодействия неблагоприятным тенденциям в «эффективных заработных платах» - протекционизма и девальвации, последний несомненно превосходит первый. Девальвация, как часто отмечалось, есть ничто иное как комбинация единого адвалорного налога на весь импорт и единой адвалорной субсидии экспорту. Комбинация обоих позволяет регулировать конкурентоспособность при условиях, которые дают максимальный простор для получения выгод экономии от масштаба через международную специализацию. Протекционизм, с другой стороны, снижает международную специализацию и толкает каждый регион расширять свою промышленную активность на широкий спектр маломасштабных деятельностей, вместо сужения спектра при гораздо большем масштабе. Эффект протекционизма в подавлении роста промышленной эффективности будет тем больше, чем меньше ВВП (или валовой промышленный продукт) страны. Это не случайно, что все процветающие малые страны мира, такие как скандинавские страны или Швейцария, являются (фигурально выражаясь) свободными торговцами. Они поддерживают умеренные тарифы и высокую долю торговли промышленной продукцией (как экспорта, так и импорта) относительно общего выпуска или потребления.

Иногда предлагается, не очень серьезно, чтобы некоторые развивающиеся области Великобритании (ВБ), такие как Шотландия или Северная Ирландия завели свои отдельные валюты с плавающим валютным курсом в отношениях с остальной частью ВБ. По причинам, изложенным выше, я не думаю, что это подходящее средство. Тем не менее мы сейчас ввели новый инструмент в ВБ, который потенциально может дать те же преимущества, как и девальвация для противодействия неблагоприятным тенденциям в эффективной заработной плате, но с дополнительным преимуществом. Что издержки последующего ухудшения условий торговли (издержки продажи на экспорт по низким ценам относительно импортных) не ограничены регионом, а всем сообществом налогоплательщиков ВБ.

По тем же самым причинам, возможно, недостаток () как инструмента тот, политически его будет очень трудно внедрить в масштабе, который сделает его действительно эффективным. Сейчас () эквивалентен 5-6% сокращению эффективных заработных плат в промышленности развивающихся регионов. Поскольку добавленная стоимость региональной промышленности не более четверти, а возможно, трети регионального экспорта, товары (остальное состоит из продуктов и услуг, в основном производящихся за пределами региона) эффект 6%-го () не более чем девальвация на 2% (для ВБ в целом). Это всего лишь 1/5 эффекта для региональной конкурентоспособности от того, который недавняя девальвация дала конкурентоспособности ВБ относительно остального мира.

Политика регионального развития включает множество других мер, из которых дифференцированные инвестиционные гранты наиболее затратные и наиболее известные. С моей токи зрения инвестиционные гранты как инструмент менее эффективны для целей препятствия неблагоприятным тенденциям в конкурентоспособности, чем субсидии к зарплатам (и не только потому, что они стимулируют неправильные отрасли – те, которые наиболее капиталоемки), но я соглашусь, что здесь требуется дополнительное изучение.

Хотел бы закончить указанием на еще одну возможность. При имеющихся ограничениях на размер затрат на развитие, связанных с несклонностью центрального правительства (и парламента) тратить огромные суммы на субсидирование отдельных регионов, нет ли здесь повода для замещения правительственных ресурсов региональными – через увеличение фискальной автономии. Если будет обнаружено (и с этим согласятся) что ()  - действенный путь субсидирования регионального экспорта (подозреваю, что согласие далеко не достигнуто) и это будет иметь значительный эффект для ускорения регионального развития в долгосрочном периоде, не будут ли в интересах регионов дополнить финансируемый из центра () за счет расширения, скажем, региональных налогов с продаж. Возможно, это опасное предложение, поскольку рост субсидий, финансируемых регионами может просто компенсироваться снижением субсидий из центра. Было бы менее опасно, если бы именно правительство предложило повысить уровень таких субсидий – () или хотя бы инвестиционных грантов – при условии, что часть издержек будет покрыта местными налогами. Ясно, что гораздо больше могло бы тратиться к выгоде отдельных регионов, если регионы сами могли бы сделать больший, или более явный вклад в достижение этих выгод. Но это на будущее, а пока Общий рынок.

 
© 2011-2024 Neoconomica Все права защищены