Почему экономическая география не эволюционная наука? К эволюционной экономической географии.

Эволюционная экономическая география сегодня является одной из наиболее прогрессивных направлений экономической географии. И мы считам необходимым опубликовать у нас в блоге ее основы. В российской периодике крайне мало информации о данном направлении.  Мы нашли статью западных авторов, хорошо раскрывающих основные понятия эволюционной экономической географии. Тут мы даем перевод  статьи: 

Why is economic geography not an evolutionary science? Towards an evolutionary economic geography Ron A. Boschma and Koen Frenken

Journal of Economic Geography 6 (2006) pp. 273–302 doi:10.1093/jeg/lbi022 Advance Access published on 11 January 2006

Keywords: evolutionary economic geography, new economic geography, institutional economic geography JEL classifications: A12, B20, B25, B52, R0, R1 Date submitted: 14 Feburary 2005 Date accepted: 12 December 2005

 В статье объясняются сходства и различия между неоклассическим, институциональным и эволюционным подходами, которые были влиятельными в экономической географии в последние несколько десятилетий. Анализируя три подхода с точки зрения теоретического содержания и исследовательской методологии, мы можем оценить сходства и различия между ними. Также очевидно, что новые теоретические идеи обычно появляются на пересечении между неоклассической и эволюционной теорией (особенно в моделировании), а также на пересечении между институциональной и эволюционной теорией (особенно в теоретизировании). Обобщая, мы утверждаем, что эволюционная экономическая география является развивающейся парадигмой экономической географии, хотя и не изолированным от развития других теоретических подходов.

Введение.

После географического поворота в экономике, в экономической географии разразился настоящий спор о методе. С 80-х годов и до сегодняшнего дня ЭГ отошла от традиционного экономического анализа и превратилась в более междисциплинарный премет, использующий достижения социальных, культурологических и политических наук. Этот поворот характеризуется как «культурный поворот» (AminandThrift, 2000; Barnes, 2001) или институциональный поворот (Martin, 2000)в ЭГ.

Аналогичный институциональный подход существует и в экономике, но там он поддерживается далеко не так широко, как в сообществе географов.

Десятилетием позже, вслед за выдающейся работой Кругмана (1991a),неоклассические экономисты вернулись в сферу ЭГ (Fujitaetal., 1999;Brakmanetal., 2001; FujitaandThisse, 2002; Puga, 2002),хотя и встретили жесткое сопротивление со стороны экономических географов. Неоклассики обновили свой интерес к географии, в то время как географы стали уходить от экономики. Споры между экономистами и географами были малопродуктивны и, пожалуй, хорошо характеризуются как «диалог глухих» (Martin, 2003).

Эволюционную экономику можно считать третьим подходом в ЭГ, хотя и не привлекавшим особого внимания. Хотя заметно, что в основном эволюционные идеи замалчиваются (e.g., Storper, 1997;CookeandMorgan, 1998; Martin, 1999; Sjo¨bergandSjo¨holm, 2002; Cooke, 2002;Scott, 2004),есть несколько системны попыток применения эволюционного подхода в области ЭГ (RigbyandEssletzbichler, 1997; BoschmaandLambooy, 1999; EssletzbichlerandRigby, 2005). Согласно Мартину (2003)  эволюционная экономика еще не доросла до связного изложения теории и эмпирики в ЭГ. Правильнее было бы сказать, что эволюционные экономисты были несколько более активными в установлении связи между эволюционной экономикой и географическими темами.(Arthur, 1987, 1990; Swann and Prevezer, 1996; Antonelli, 2000; Canie¨ls, 2000;Breschi and Lissoni, 2001, 2003; Bresnahan et al., 2001; Klepper, 2002a; McKelvey,2004; Brenner, 2004; Werker and Athreye, 2004).Возможно, одной из причин относительно небольшого вклада ЭЭ в ЭГ является то, что экономические географы слабо отличали ЭЭ от институтциональной экономики.

Как подчеркнуто в заголовсе, мы предлагаем эволюционный подход к ЭГ, перефразируя известную статью Веблена «Почему экономика не является эволюционной наукой». Наша главная цель в общих чертах дать обзор основных элементов эволюционной ЭГ. Прежде, чем наметить основные контуры этого нового подхода, мы показываем, что ЭЭГ не сводится ни к неоклассическому, ни к институциональному подходу к ЭГ. Чтобы сделать это, мы прежде всего опишем два теоретических поворота в ЭГ в последние десятилетия. Это НЭГ в 90-е годы и культурный или институциональный поворот в 80-е. В разделе 2 мы покажем, почему пересечение этих двух направлений мысли оказалось скорее богато на конфликты, чем на взаимообмен. В разделе 3 мы обсудим три ключевых вопроса, определяющих расходящиеся линии внутри ЭГ (и экономической теории): спор о предпосылках, использование математики и «статика против динамики». В этих рамках мы обсудим основные сходства и различия между неоклассическим, институциональным и эволюционным подходами, поскольку мы утверждаем, что каждый ключевой вопрос объединяет два подхода и противопоставляет их третьему. Мы также показываем добавленную ценность, приносимую эволюционным подходом и заявляем, что ЭЭГ на самом деле наливает новое вино в новые меха. С этой подспудной мыслью мы сравниваем ЭЭГ с неоклассической ЭГ и институциональной ЭГ в разделах 4 и 5 соответственно. Показано, что взаимообмен на пересечениях может быть плодотворным и его следует расширять, хотя синтез трех подходов недостижим. Скорее, ЭЭГ уникальна в своих основных предпосылках, методах анализа и способах объяснения. В подтверждение этого тезиса мы в заключительном разделе кратко представим, в программной манере, основные пункты ЭЭГ.

Прежде чем представить три подхода к ЭГ, следует напомнить, что наша цель состоит не в том, чтобы сравнивать подходы во всех деталях (для этого см. Nelson, 1995a; Hodgson, 1998; Marchionni, 2004).Соотвественно, мы неибежно упускаем некоторые нюансы. Мы исходим из версий учебников всех трех теорий, не принимая во внимание, что современные публикации четко соотвествуют одной из них. Наоборот, по ходу текста станет ясно, что наша стилизованная дифференциация на три подхода имеет эвристическое значение, и служит для целей стимулирования взаимообогащения подходов.

Спор о методе в ЭГ.

На протяжении двух десятилетий или около того в ЭГ царило большое смятение (MartinandSunley, 1996; AminandThrift, 2000; Barnes, 2001; Meardon, 2001; Overman, 2004; Scott, 2004).Если какая-то революция и произошла в ЭГ, то это было применение неоклассики к ЭГ в духе Кругмана и проч. В дальгейшем мы называем эту новую исследовательскую программу НЭГ, термин, предложенный Кругманом, хотя мы разделяем мнение Мартина, что модель Кругмана скорее экономическая, чем географическая (Martin, 1999).

Подход Кругмана касается традиции региональных исследований в географии, основанные на анализе равновесия, пришедшего из неоклассики. Так что лучше говорить о новой регионалистике или географической экономике (Martin, 1999; Brakman et al., 2001).

Мы также будем использовать выражение неоклассическая ЭГ, которое включает и докругмановские вклады в регионалистику, и более позднюю НЭГ, поскольку все это имеет свои корни в неоклассических предпосылках максимизации полезности и репрезентативного агента, а также выводит заключения из равновесного анализа.

Подход Кругмана можно рассматривать как недавнее расширение неоклассического подхода к объяснению торговли, специализации и агломерации, ослабляющее обычно используемые предпосылки совершенной конкуренции и постоянной отдачи от масштаба. Это в основном микроэкономическая теория, которая объясняет существование и постоянство агломераций в терминах рациональных решений экономических агентов. Предполагая возрастающую отдачу от масштаба на уровне фирмы и несовершенную конкуренцию между фирмами, достижением Кругмана было показать, что агломерация может произойти без предположения о региональных различиях или внешней экономии. В частности, с падением транспортных издержек достигается критическая переходная точка, когда и фирмы, и работники находят более выгодным сосредотачиваться в одном регионе, чем рассеиваться по многим регионам. Переломная точка зависит от баланса между внутренней экономией от масштаба внутри фирм и экономией от разнообразия продуктов для потребителей, связанных с централизацией, с одной стороны, и транспортными издержками с другой. Более того, базовая модель Кругмана, как было показано, может быть расширена во многих направлениях, включая другие факторы, такие как перегруженность и безработица (Fujitaetal., 1999; Brakmanetal., 2001; Puga, 2002; foracriticalreviewseeNeary, 2001).

Незадолго для появления идей Кругмана и других, сообщество экономгеографов само предприняло важную реорганизацию. Мы называем это как институциональный поворот в ЭГ. Можно рассматривать институциональный поворот в ЭГ как удачное развитие институциональной программы, которая мало преуспела в границах экономической профессии.

Исключение составляет экономика транзакционных издержек, которая стала важной институциональной теорией в эконом. теории (Williamson, 1985).Успех экономики транзакционных издержек, возможно, связан с тем, что она, как неокласика, разделяет микроэкономический атомистический взгляд на эк. агентов. По той же причине экономика транзакционных издержек практически не нашла применения в ЭГ за примечательным исключением Scott(1993).

Говоря это, следует сделать важное замечание, что пока еще нет полностью сформулированного институционального подхода к ЭГ (Martin, 2000). То же самое можно сказать и об институциональной экономике, которая никогда не развивалась в целостную, систематическую парадигму (Hodgson, 1998). И то и другое лучше описать как набор подходов, которые основаны на единой концепции и интересе в объяснении частных феноменов (Samuels, 1995). Для большинства институциональных исследователей методологический и теоретический плюрализм не отражает несвязности. Наоборот, плюрализм лежит в основе методологии и должен поощряться, по крайней мере, если принимать ИЭГ как междисциплинарную и контекстуальную науку (Hodgson, 1988).

В наиболее строгой форме институциональный подход утверждает, что различия в экономическом поведении связаны с различиями институтов (Hodgson, 1988,
1998; Whitley, 1992, 2003; Saxenian, 1994; Gertler, 1997). Институциональные различия могут существовать между фирмами (в виде организационных рутин и деловых культур) и между территориями (в виде систем законодательства, неформальных правил, политик, ценностей и норм). Сравнительный анализ этих единиц с различными институтами связывается с различиями в результирующих показателях, таких как прибыль, рост, распределение дохода и конфликты. Следует заметить, что это определение институционального подхода только частичное. Можно различать после и дообщественные отношения, связанные с приданием приоритета институтам или классам в определении человеческого поведения, или индивидам, чьи рациональные действия приводят к появлению институтов (Granovetter, 1985). В экономике, например, старая институциональная школа связана в основном с послесоциализацией, в то время как новый институционализм (Williamson, 1985)связан с дообщественными отношениями (и, в этом отношении, ближе к неоклассике). Наше описание характера институциональных подходов в ЭГ имеет дело преимущественно с послесоциализиванной тематикой, поскольку большая часть исследований в ЭГ может быть охарактеризована как близкая к подходу, отдающему приоритет институтам, а не индивидуальным действиям (Gertler, 1997).

Все-таки, следует признать, что разделение между подходами не так строго, как раньше. Во многих случаях институциональный анализ больше не объясняет эк. поведение только институтами. На самом деле, ниже мы покажем, что интересные продвижения в ЭГ происходят на пересечении разных подходов, например, институциональном/эволюционном пересечении. Однако, для эвристических целей мы считаем полезным характеризовать институциональный поход в ЭГ как послеобщественный. Центральной для него является идея, что институты определяют большую часть экономического поведения и, следовательно, различия в поведении и результатах могут быть более или менее прямо связаны с различиями институтов. Следовательно, мы определяем институциональный подход к ЭГ скорее как мышление архетипами, нежели как связную школу мысли (которым он не является).

НЭГ и ИЭГ развивались независимо друг от друга. Между ними были отдельные споры (e.g., AminandThrift, 2000; MartinandSunley, 2001),но мы согласны с Martin(2003),что это привело к малоплодотворному обмену идеями. Наоборот, споры были острыми и с небольшим прогрессом. Это не удивительно, поскольку два направления мысли различаются фундаментально. Мы воспринимаем конфликт между подходами как отражение по крайней мере двух несоизмеримостей.

Во-первых, институциональный и неоклассический подходы различаются методологией, и у них разные концепции пространства. Институциональные экономгеографы отрицают важность использования формальных моделей и связанных с ними эконометрических спецификаций. Напротив, их подход индуктивный, часто основан на изучении кейсов, выявляющего специфику реальных мест. Одной из целей институционального анализа является понять влияние местной специфики реальных мест на экономическое развитие, которое связано со специфическими для эттих мест институтами в различных протранственных масштабах. Так, институциональный подход берет различие между территориями как стартовую точку анализа, и смотрит, как специфические местные институты влияют на экономическое развитие. В противоположность, НЭГ дедуктивно использует формальные модели, предполагающие максимизацию полезности и репрезентативного агента, и использующие равновесный анализ для получения теоретических заключений или предсказаний. Сторонники этого подхода не ценят или вовсе полностью отвергают анализ случаев, отражающих местную специфику (e.g., Overman, 2004). НЭГ даже не требует, чтобы между регионами существовали различия, будь то разница цен факторов или институтов. Скорее, модели начинаются с однородного пространства и их цель показать, как из него появляется агломерация. Основная цель – показать, как неоднородные пространственные структуры могут появиться в однородном мире и, тем самым, они абстрагируются от местной специфики и различных уровней пространственных структур.

Во-вторых, два подхода различаются поведенческими предпосылками, лежащими в основе объяснения эк феноменов. НЭГ стремится объяснить географические структуры за счет действий индивиуумов, максимизирующих полезность. Институционалисты начинают с предпосылки, что экономическое поведение нельзя достоверно описать как максимизирующее полезность, и его лучше воспринимать как определяемое правилами. Агенты ограниченно рациональны и сильно зависят от институциональных рамок, в которых они действуют. Институты встроеы в географически локальные практики, из чего следует, что эти локусы (реальные места) – основной объект анализа. Подходя к делу таким образом, ИЭГ анализирует, как институциональная специфика влияет на экономическое поведение и тем самым местную модель экономического развития. В противоположность, институты не играют роли в неоклассических моделях, а если играют, то только в неточном и неявном смысле (то есть в связи отдельными параметрами модели) (Olsen, 2002).Местные институциональные и культурные факторы лежат за пределами анализа, поскользу не являются существенными для экономических объяснений, и лучше оставить их социологам, как однажды сказал Кругман (Martin, 1999, p. 75).

Мы утверждаем, что ЭЭГ можно считать третьим подходом к ЭГ, который отличаеся как от неоклассического, так и институционального подходов. ЭЭГ берет ключевые концепции и методологию от эволюционной экономики в контексте ЭГ. Она дает альтернативные объяснения проблем, включаяя различия уровней агломерации и темпов роста в регионах. Исходным пунктом является раскрытие черного ящика организации и рассмотрение ее как конкурирующей на основе своих рутин, выстроенных в течение времени (NelsonandWinter, 1982; Maskell, 2001). Эволюционные модели принятия решений в организациях основаны на концепциях ограниченной рациональности и рутинного поведения, а не на максимизации полезности (Simon, 1955a). Рутины можно понимать как организационные навыки, которые не могут быть разложены как сумма индивидуальных умений (NelsonandWinter, 1982). Рутины проявляются в фирме вследствие разделения труда и следовательно – разделению навыков между работниками фирмы. Организационные рутины, как и индивидуальные навыки, состоят преимущественно из экспериментального знания, которое трудно эксплицировать. Оба аспекта рутин затрудняют их имитацию другими фирмами (Teeceetal., 1997). Следовательно, организации устойчиво различаются своими рутинами. Моделирование организации поэтому не может опираться на предпосылку репрезентативного агента. Это разнообразие подпитывает процесс бесконечного и неравновесного процесса экономического развития (Hodgson, 1999). И поскольку организации конкурируют на основе их рутин, конкуренция двигается шумпетерианскими инновациями в продуктах и технологиях, требующих новых рутин, а не только издержками производства, как предполагается неоклассическими моделями.

Наше определение эволюционной экономики близко к нео- и постшумпетерианской экономике NelsonandWinter(1982), Andersen(1994) andNelson(1995a).Мы признаем, что в литературе другие эволюционные течения описываются по разному. Например, есть растущая литература по эволюционной теории игр, которая близка к неоклассике в ее приверженности равновесному анализу (Friedman, 1998a, b). Другие школы включают старый институционализм, который ошибочно в США часто относят эволюционной экономике (Hodgson, 1998; Martin, 2000). Некоторые считают теорию сложности как ветвь эволюционной экономики (или наоборот) с ее явным фокусом на моделирование зависимости от пройденного пути и возникновения (e.g., FosterandHolzl, 2004; Frenken, 2006). В частности Colander(2000) утверждает, что теория сложности возникла как альтернативная модельная парадигма в экономике.

ЭЭГ нацелена на то, чтобы понять пространственное распределение рутин во времени. Особенно интересно анализировать возникновение и распространение новых рутин в пространстве, и механизмы, посредством которых происходит распространение «подходящих» рутин. С этой точки зрения возникновение агломераций не может анализироваться ни с точки зрения рациональных решений о размещении, как в неоклассике, ни с точки зрения установления специфических локальных институтов, как в институционализме, но с точки зрения исторически растущей концентрации знаний, воплощенных в организационных рутинах. Существует несколько эволюционных механизмов, которые могут породить территориальную концентрацию фирм.

Агломерация может быть следствием процесса, в котором случайные события усиливаются положительными обратными связями на уровне фирмы (Arthur, 1990). Поскольку успех порождает успех через обучение, некоторым фирмам может посчастливиться, и они могут вырасти в отраслевых лидеров, в то время те, которым не посчастливится и должны будут уйти с рынка. Успешные фирмы порождают множество побочных эффектов, и больше успешных эффектов, которые неизменно остаются в регионе дислокации исходной фирмы. Получающееся промышленное и региональное развитие включает зависимость от пройденного пути в лидерстве фирмы и региона, и раз пространственная система установилась исторически, это становится необратимым. В этом случае эволюционный процесс ведет к пространственной концентрации в отсутствии экономии от агломерации (Klepper, 2002b). Агломерация может быть также результатом возрастающей отдачи на региональном уровне. Знание не только воплощено в организационных рутинах фирмы, но может перетекать от одной фирмы к другой. В то время как неявным знанием трудно обмениваться через взаимодействие на глобальном рынке, перетоки знаний чаще происходят среди географически близких агентов (Jaffeetal., 1993; BreschiandLissoni, 2003; VerspagenandSchoenmakers, 2004). Экономия от агломерации действует как побуждающий и селекционный механизм, объясняя, почему экономическая активность концентрируется все больше и больше в лидирующих регионах, переманивая фирмы из других регионов (MalmbergandMaskell, 2002; Boschma, 2004). Тем не менее, необходимо заметить, что из неявной природы знания и рутин вытекает, что перетоки не могут происходить автоматически («по воздуху»), но идут через передаточные механизмы, такие как межфирменное сотрудничество, профессиональные сети и мобильность труда (Camagni, 1991; Capello, 1999; BreschiandLissoni, 2003; GiulianiandBell, 2005). Эти механизмы привязаны к региональному уровню как таковому (хотя часто и связаны) и могут время от времени отделяться от регионального контекста (BreschiandLissoni, 2001).

В дальнейшем мы покажем, что ЭЭГ связывает неоклассику и институционализм, так как согласны с методологией неоклассики (используя формальные модели), и согласны с институционализмом в определении поведенческих основ (основанных на ограниченной рациональности). Основываясь на этих сходствах, можно ожидать, что обмен идеями по этим пересечениям будет плодотворен в ЭГ. В следующем разделе мы дадим короткое описание трех основных проблем ЭГ, которое будет полезно для более глубокого понимания природы пересечений трех подходов.

 

Три ключевых проблемы ЭГ.

Поскольку мы утверждаем, что подход ЭЭГ схож и в то же время во многом отличается от подходов неоклассической и ИЭГ, мы должны уточнить сходства и различия двух последних подходов. Хотя описание и характеристика большинства теорий во любой науке сложна и связана со значительными затруднениями, это представляется полезным как способ отделить новый подход от уже существующих, равно как и показать сходства между предлагаемым подходом и более известными направлениями мысли. Мы сделаем это на примере трех проблем, которые отражены на рис.1. Каждая проблема объединяет по два из трех подходов и отличает их от тетьего. Все три проблемы регулярно всплывают в истории экономической мысли и в истории ЭГ.

Первый пункт касается полезности формального моделирования, который объединяет эволюционистов и неоклассиков и отделяет их от институционалистов. Как сказано выше, институционалисты отрицают полезность формальноо моделирования, поскольку оно не схватывает контекста экономики и социальной жизни (Martin, 2000). Институционалисты же считают, что формальные практически всегда дают нереалистичную картину, поскольку они исключают специфические местные качественные факторы (такие как культура и институты), которые трудно втиснуть в экономику греческих букв, но которые значимы для объяснения региональных различий (Gertler, 1997).

Хотя институционалисты держат курс на реалистичность научных объяснений в общественных науках, важно понимать, что реалистичные объяснения не исключают использование математики как таковой, даже если математические модели носят инструментальный характер. Интересно, что Marchionni(2004)заявляет, что Кругмана следует трактовать скорее как реалиста, который использует модели как исследовательскую стратегию подобраться поближе к распутыванию сложного механизма, лежащего в основе экономики, нежели как инструменталиста, который полагается на математические модели как основу прогнозирования. Ma¨ki(1992) andMa¨kiandOinas(2004) также считают, что использование абстрактных моделей само по себе не ведет к нереалистическим выводам.

Наоборот, эволюционисты и неоклассики используют формальные модели как орудие исследования, хотя и несколько отличающимися способами.

Вторая проблема связана с тем, что можно было бы назвать спор о предпосылках. Эволюционисты и институционалисты разделяют фундаментальную критику неоклассической предпосылки индивидов, максимизирующих полезность. Как сказал однажды Dosi(1984)мы должны отбросить неоклассическую рамку, так как мы не можем предположить экзогенный и заданный контекст и множество богоподобных акторов, которые ведут себя в соответствие с универсальной рациональностью. Наоборот, эволюционная и институциональная школы считают, что экономические агенты ограниченно рациональны и в основе их решений лежат рутины и институты (Veblen, 1898; Simon, 1955a; NelsonandWinter, 1982). Это не означает, что эволюционный и институциональный подходы не стремятся максимизировать полезность, но реальные акторы не в состоянии сделать это благодаря ограниченной рациональности. Наоборот, агенты вынуждены пользоваться рутинами на микроуровне и институтами на макроуровне. Поскольку рутины и институты специфичны в зависимости от контекста, где рутины специфичны для организаций, а институты специфичны для территорий (реальных мест), оба подхода отвергают атомистический взгляд неоклассики, игнорирующей контекстуальность человеческих действий.

Третий пункт касается концепции времени. Здесь эволюционный подход находится в критической позиции по отношению к статическому анализу неоклассики и институционализма. Для эволюционной теории характерно, будь то теория естественной истории в биологии или теория развития в экономике, что она дает исторические объяснения текущего состояния дел: объяснение того, почему что-то существует глубоко связано с тем, как оно возникло(Dosi, 1997, p. 1531). Так, текущее состояние дел не может быть выведено только из текущих условий, так как текущее состояние порождено и определено предыдущими состояниями. Эволюционная теория связана с процессами, зависящими от пройденного пути, в которых предыдущие события влияют на вероятность того, что произойдут последующие события. С этой точки зрения небольшие события могут иметь большие и долгосрочные последствия за счет самоусиливающихся процессов (Arthur, 1989). Если коротко, история имеет значение (David, 1985).

См также более раннюю критику неоклассической теории роста и понятия производственной функции AtkinsonandStiglitz(1969). Они утверждали, что эк рост по сути дела есть исторический процесс, кот не может быть понят, если не принимать во внимание истоическую специфику.

В этом отношении эволюционный подход фундаментально отличается от неоклассики и институционализма, разделяющих интерес к статическому анализу.

Мы, тем не менее, не утверждаем, что все институциональные подходы связаны со статическим анализом. Наоборот, эволюция институтов часто является предметом исследований. Hodgson(1998),например подчеркивает, что институциональная экономика интересуется не только статическими сравнительными исследованиями различных институц режимов, но также вовлечена в изучение институциональных изменений, которые очень часто описываются как эволюционный процесс (North, 1990). Некоторые, включая Samuels(1995), характеризуют институционализм как эволюционный подход из-за вниманиякпроцессам и эволюции. Вебленовский эволюционизм дарвинистский, так как в нем нет ни причины причин, ни предопределенного конечного состояния, он нетелеологичен и это история соткрытым концом. Беря эволюцию институтов как объект исследования, инст и эвол подходы имеют гораздо больше общего, чем изображено на рис.1. Это лишний раз доказывает, что направления развития исследований часто возникают на пересечении подходов. И все же, когда институты объяснены, остается неясным, какие факторы определяют изменения институтов, если не прибегать к телеологии.

В общем, разрыв между неоклассической и ИЭГ может быть понят как следствие двух фундаментальных различий, связанных с методологией и ключевыми поведенческими предпосылками. ЭЭГ занимает промежуточную позицию: она согласна с неоклассичским подходом относительно полезности формальных моделей, что требует некоторого абстрагирования от локальных контекстов, и с институциональным подходом в предположении ограниченной рациональности и ее зависимости от контекста принятия решений. Эта, как кажется, парадоксальная позиция связана с различиями в уровне анализа: эволюционизм рассматривает организационные рутины как подходящий контекст для объяснения принятия решений при ограниченной рациональности, в то время как институционализм начинает с территориальных институтов. Поэтому ЭЭГ не объясняет различия в темпах роста регионов с точки зрения макроинституциональных различий, а с точки зрения микроисторий фирм, которые работают в территориальном контексте.

Пересечения между неоклассической ЭГ и ЭЭГ.

Как сказано ранее, основной вклад неоклассики в ЭГ в последние годы заключался в создании нового семейства моделей, основанных на модели Krugman’s(1991a).Это скорее экономические модели, затрагивающие только некоторые аспекты географии (в частности, транспортные издержки). Поэтому НЭГ подвеглась критике по ряду пунктов со стороны экономгеографов и т.п., поскольку они неотносятся к географии как таковой (e.g., MartinandSunley, 1996; David, 1999; AminandThrift, 2000; Nijkamp, 2001). Тем не менее НЭГ можно считать важным вкладом в наше теоретическое понимание возможных механизмов неравномерного пространственного развития. Мы утверждаем, что несмотря на фундаментальные противоречия, НЭГ разделяет некоторые качества ЭЭГ и поэтому можно считать, что она находися на пересечении между неоклассической ЭГ и ЭЭГ. В то же время было неправильным считать, что конвергенция двух подходов обязательно произойдет. Как говорилось ранее, эволюционный и неоклассический подходы разделяют общую методологию моделирования, включая использование концепции однородного пространства и возможность замыкания и необратимости, хотя два подхода расличаются в ключевых поведенческих предпосылках, единицах анализа, толкования времени и концепции экономии от агломерации.

НЭГ – часть семейства моделей с возрастающей отдачей в неоклассике, включающих теорию роста, торговли и ЭГ. Новое семейство моделей заменило предпосылку постоянной и снижающейся отдачи от масштаба и совершенной конкуренции предпосылками возрастающей отдачи от масшьаба и несовершенной конкуренции. Эти предпосылки лучше отражают структуру большинства секторов современной экономики, представляющих собой олигополии, получающие внутреннюю возрастающую отдачу от масштаба. С точки зрения эволюционного подхода НЭГ отлиается во многих важных отношениях от традиционных неоклассических подходов, которые обычно включают модели аисторичных и обратимых процессов с единственным оптимальным равновесием. Напротив, модели ЭЭГ и НЭГ подразумевают возможность множественных равновесий, зависимости от пройденного пути в процессе, ведущем к установленияю одного из возможных равновесий необратимость последствий, что ведет к систему к замыканию и суботимальным исходам. Другое свойство, которое разделяет оба подхода состоит в том, что оба нацелены на объяснение почему неоднородные пространственные структуры возникают из однородного пространства. Даже не предполагая региональных различий, возможно объяснить пространственную концентрацию. В моделях НЭГ агломерация происходит, когда и потребители, и фирмы предвидят, что более выгодно сосредоточиться в одном месте, минимизируя тем самым транспортные издержки и максимизируя прибыли (возрастающая отдача от масштаба) и полезность (высокое разнообразие потребительских товаров). Где именно это происходит – неважно, раз агенты концентрируются где-то в пространстве.

FujitaandThisse(1996)называют это «гипсовой географией»: априори существует значительная неопределенность и вариативность, где именно активности будут сосредотачиваться, но после того, как пространственные различия сформируются, они становятся достаточно жесткими (Martin, 1999, p. 70).

Тот же вопрос интересует эволюционистов. Например, пусть новые фирмы – спин-оффы, и каждая фирма с одинаковой вероятностью создать новую фирму путем спин-оффа. Тогда получающаяся динамика размещения может моделироваться как стохастический процесс урны Пойа (Arthur, 1987),ведущий к искаженному пространственному распределению фирм. Аналогично, Klepper(2002a)объясняет, почему Детройт стал столицей американской автомобильной промышленности, используя модель спин-оффов при предположении, что рутины передаются из основной фирмы спин-оффу, что подразумевает, что уровни выживаемости родительской фирмы и спин-оффов коррелируют. С помощью модели жизненного цикла отрасли Klepper(1996, 2002b)вывел, что более ранние участники имеют больше вероятности выжить, чем более поздние, поскольку они имеют больше времени наладить свои организационные рутины. Только фирмы спин-оффы, которые входят на рынок позже, но получают от родительской фирмы устоявшиеся рутины имеют возможность справиться с проблемой позднего входа. И если спин-оффы располагаются в том же регионе, что и родительская фирма, фирмы с адекватными рутинами будут концентрироваться в пространстве Klepper(2002a).

Вероятностная логика, лежащая в основе эволюционных моделей, также была применена к пространственной эволюции сетей, где новые узлы могут появиться в любой точке пространства и связи между узлами будут зависеть от геогрфического пространства (негативно) и от предпочтительного присоединения (позитивно). Предпочтение к присоединению означает, что новый узел предпочитает связь с узлом, который получает прибыль от своих соединений (BarabasiandAlbert, 1999; AlbertandBarabasi, 2002). Получающаяся топология и пространственная организация сети будет случайной (Anderssonetal., 2003, 2006)и порождать сети вида центр-спицы, которые наблюдаются в сетях инфраструктур (e.g., Guimera` andAmaral, 2004; Barratetal., 2005).Соотвественно, исторически растущие структуры сети городов в системе урбанизации можно понять как следствие предпочтения присоединения (Castells, 1996).

Так, хотя техники математического моделирования и опорные теоретические предпосылки у неоклассиков и эволюционистов сильно различаются, и те и другие используют формальные модели, предполагая однородное пространство, чтобы объяснить появление неравномерных распределений в изначально равномерном мире. Несмотря на эту схожесть, НЭГ и ЭЭГ фундаментально различаются по меньшей мере по 4-м основаниям.

Во-первых, НЭГ остается в строгих неоклассических рамках, используя предпосылку максимизации полезности эк агентов и гомогенности агентов (репрезентативный агент). В этом она сильно отличается от эволюционной теории, которая основывается на предпосылке ограниченной рациональности, рутинного поведения и гетерогенности агентов. В то время как неоклассические модели предполагают заданную структуру рынка (монополистическую конкуренцию в случае НЭГ), эволюционные модели принимают во внимание вход, выход и инновации, и позволяют рыночной структуре формироваться эндогенно. Иными словами, НЭГ не имеет подкрепления от современной промышленной организации (Neary, 2001).

Во-вторых, экономические уровни агрегирования в двух подходах различны. Неоклассика формирует пространственную экономику на макроуровне на основе решений о размещении агентов (фирм и потребителей) на микроуровне при заданной структуре рынка. С этой точки зрения Martin(1999)прав, утверждая, что НЭГ «неспособна сказать, где она (промышленная локализация и специализация) происходит, или почему в определенных местах, а не других».

Более того, имея в виду пространственную единицу анализа в моделях НЭГ Neary(2001, p. 551)правильно отмечает, что в моделях нет никаких внутренних свойств, которые бы сущностно определяли эти единицы.

Наоборот, эволюционный подход нацелен на объяснение пространственной эволюции отраслей и сетей на мезоуровне. Пространственная эволюция экономической системы на макроуровне формируется на основании структурных изменений, в которых взлет и упадок территориальных единиц анализируется с точки зрения роста и деградации секторов и инфраструктурных сетей в пространстве (HallandPreston, 1988),будь то на уровне стран (DosiandSoete, 1988),регионов (Boschma, 1997),или городов (HohenbergandLees, 1995).

Заметим, что анализ конвергенции и дивергенции регионов с помощью многоотраслевого анализа также порождает простую теорию пространственных скачков (MartinandSunley, 1998), в которой регионы, специализирующиеся в новых отраслях, обгоняют регионы, замкнутые в традиционных отраслях.

В-третьих, трактовка динамики в обеих теориях различается. Хотя модели НЭГ часто рассматривают как отражающие формирование агломераций во времени, их выводы основаны на статическом равновесном анализе, как и в других моделях неоклассики. Выводы моделей получа.тся путем вычислеения одного решения о размещении всех индивидуумов, так что их совместные дейстивя равновесны.

Как замечают сторонники НЭГ (Krugman, 1996, 1998; BrakmanandGarretsen, 2003),выоды моделей следуют из равновесия по Нэшу, как в теории игр. С этой т з можно трактовать НЭГ как совокупность игр с многими участниками по поводу размещения. Особенно у Krugman(1998, p. 11),который утверждает, что модели НЭГ следует рассматривать как игры, в которых участники выбирают размещение, а не стратегии, или, скорее, в каких местах находятся стратегии, в связи с чем они (модели) имеют дело не со старомодным статическим анализом ожиданий, а с современной эволюционной теорией игр. Krugman(1998, p. 11)продолжает, объясняя, что эволюционная теория игр, как она применяется в моделях ЭГ, есть альтернативный способ включить равновесный анализ в модель с максимизирующими агентами: «Для простых модельеров, каким я являюсь, иногда кажется, что основным достижением эволюционной теории игр было легитимизировать те маленькие стрелки, которые нам всегда хотелось рисовать на наших диаграммах».

В этих моделях причиной изменения равновесия являются изменения экзогенных параметров и они не эндогенны во времени. Например, падение транспортных издержек или снятие торговых барьеров могут побудить фирмы сосредоточиться в одном регионе, а не равномерно размазаться по пространству. Следовательно, то, что называется динамикой – это просто сравнительный статический анализ различных равновесий с разными значениями параметров.

Согласно Martin(1999) история в НЭГ не является реальной историей: здесь нет представления о реальных и зависящих от контекста периодах времени, в котороые пространственная агломерация происходила. Это соотвествует двум различным значениям зависимости от пройденного пути. ЗОПП может отражать динамический процесс, в котором небольшие события, усиленные возрастающей отдачей, вызывают последствия для пространства. Это понятие ЗОПП принято в НЭГ и некоторых эволюционных моделях, включая разработанную Arthur(1989).Другое понятие ЗОПП используется эволюционным (а также институциональным) подходом, который интерпретирует пространственные изменения как направляемые структурами (воплощенными в рутинах и институтах), установленными в прошлом. Или, как сказал Martin(1999): ЗОПП не создает географию, как в моделях НЭГ, места создают ЗОПП. Более строго, речь идет о динамическом взаимодействии между организацией и структурой, которое порождает специфические результаты в определенных местах, и приводящих к реальной организации пространства, что является центральным вопроом эволюционного подхода (Boschma, 2004).

Этот аспект неоклассических моделей отличается от эвоюционных моделей, в которых динамика представляет собой движение к равновесию, которому препятствуют эндогенно определенное инновационное поведение фирм (NelsonandWinter, 1982). Тенденция к неравновесию, связанная с девиантным поведением фирм не рассматривается как «шум», но как фундаментальная движущая сила экономического развития. Эволюионисты рассматривают поиск сверхнормативных доходов от инноваций, именуемый конкуренцией по Шумпетеру, как основную тенденцию в экономике (удаляющую от равновесия), в то время как снижение прибылей благодаря ценовой конкуренции как вторичную динамику (движущую к равновесию). С точки зрения моделирования это означает, что взлет и падение фирм, отраслей и территорий моделируется в реальном времени в рамках некоего стохастического процесса, отражающего инновации. Поэтому эволюционисты все чаще используют модели взаимодействующих агентов как в теории сложности (обзор в Frenken, 2006).В контексте ЭГ были разработаны как простые стохастические модели (Simon, 1955b;Arthur, 1987; Gabaix, 1999),так и более продвинутые (Klepper, 2002a; Anderssonetal., 2003, 2006; Bottazzietal., 2004; Brenner, 2004; Guimera` andAmaral, 2004; Barratetal., 2005).

Последнее различие между неоклассикой и эволюционным подходом каксается теории экономии от агломерации. Как сказано выше, НЭГ в своих объяснениях агломерации обращается к денежным рентам (возрастающая отдача от масштаба внутри фирмы). Эволюционный подход, наоборот,  более сосредоточени на экономии от агломерации, получающейся от экстерналий, связанных со знанием.

Krugman(1991b)также критиковал понятие перетоков знаний с точки зрения эмпирики, имея в виду, что потоки знаний трудно измерить: они невидимы и не оставляют следов на бумаге, благодаря которым их можно измерить и отследить. С тех пор множество исследователей развивали методы выявления перетоков знаний, в частности, используя патентное цитирование (Jaffeetal. (1993).

С точки зрения эволюционизма, перетоки знаний обусловливают самоусиливающуюся природу экономии от агломерации, где размещение фирм в регионе порождает и привлекает новые фирмы, а перетоки знаний растут с количеством фирм (Arthur, 1990; cf. Myrdal, 1957). В то же время перетоки знаний могут быть причиной устойчивых технологических различий между регионами, поскольку специфические знания перетекают в основном в близрасположенные фирмы (EssletzbichlerandRigby, 2005).

С перетоком знаний связано множество исследовательских проблем, которыми занимается эволюционная экономика (Feldman, 1999; Schamp, 2002). Во-первых, поскольку знания могут распространяться множеством способов (имитация, передача?, социальные сети, трудовая мобильность, сети сотрудничества) то вопрос в том, какой из способов является самым важным (BreschiandLissoni, 2003). В случае сетей можно задаться вопросом, в какой мере сети перетока знаний отличаются от других экономических сетей и в какой мере централизация сети влияет на способность воспринять такие перетоки (Lissoni, 2001; Giuliani, 2005; GiulianiandBell, 2005). Во-вторых, для каждого из этих механизмов можно рассмотреть, в какой мере географическая близость или отдаленность влияет на создание знаний и их распространение (RalletandTorre, 1999; MalmbergandMaskell, 2002; Batheltetal., 2004). Наконец, эволюционная теория, вероятно, внесет свой вклад в до сих пор нерешенный вопрос, что именно: региональное разнообразие (Jacobs, 1969)или специализация наиболее благоприятны для распространения знаний (Glaeseretal., 1992). Теоретически, эволюционная теория склоняется к тому, что разнообразие более благоприятно, по крайней мере в случае знаний, связанных с радикальными инновациями, включающими комбинированное знание. Возможно, что некоторый уровень относительного разнообразия (определяемого как дополняющие мощности между отраслями) требуется для инициации эффективного интерактивного обучения и обеспечения регионального роста (Frenkenetal. 2005). Вдобавок эволюционная теория предсказывает, что эффект региональной специализации зависит от стадии жизненного цикла продукта в соответствующей отрасли (BoschmaandWenting, 2005).

Пересечения между ИЭГ и ЭЭГ.

Как сказано во введении, эволюционный подход принято рассматривать как часть институционального (e.g., Martin, 2000, p. 83). Такое ассоциирование главным образом основано на упомянутой выше схожести критики неоклассики, а не на фундаментальных принципах, которые лежат в основе подходов как таковых. Оба подхода отвергают максимизацию полезности и равновесный анализ, и оба подчеркивают важную роль институтов в эк развитии. Тем не менее, мы считаем, что это не просто ошибочно, но и потенциально вредно уравнивать эти подходы в сфере ЭГ. Немногие согласятся, что все исследования, предпринимаемые под зонтиком ИЭГ могут быть также названы эволюционными, и наоборот. Это тем более верно для тех исследований, которые оценивают влияние конкретных институциональных механизмов на экономические результаты, но которые игнорируют роль динамики, центральной для эволюционизма. С другой стороны, лишь некоторые из важных эволюционных исследований не включают анализ роли институтов (e.g., Arthur, 1987; Klepper, 2002a; Bottazzietal., 2002). Можно сказать, что эволюционный и институциональный подходы имеют больше фамильного сходства, чем эволюционный и неоклассический подходы, так как оба они опираются на исторический и географический контекст в анализе эк структур (BatheltandGlu¨ ckler, 2003; Martin, 2003).

Есть один спорный вопрос, а именно – ИЭГ критически относится к формальному моделированию. ЭЭГ использует формальное моделирование как теоретическое орудие чтобы получать проверяемые гипотезы, в то время как ИЭГ априори отвергает использование формальных моделей. В региональных исследованиях институционалисты призывают к нередукционистским качественным методам, в частности, к глубоким исследованиям кейсов, дабы отразить сложную и многообразную природу экономического развития. Использование качественных методов более или менее следует из хараткреа теоретизирования. Тем не менее, в некоторых случаях их основные концепции трудно операционализировать даже на качественном уровне. Например, понятие институциональной плотности (AminandThrift, 1994; Keebleetal., 1999)широко используется в ЭГ, но также часто критикуется как туманное понятие, которое трудно аккуратно измерено, не говоря о том, что определить и оценить его влияние на региональное развитие (Markusen, 1999).Если говорить в общем, согласно некоторым критикам, институциональный и культурный подходы в ЭГ показывают мало строгости, мало проверок гипотез и плохо определенные концепции (Martin, 2003, p. 36).

Хотя исследования культуры получили хорошее развитие в социологии, антропологии географии, некоторые полагают, что эти исследования страдают концептульной неточностью, теоретической неоднозначностью и эмпирической непроверяемостью (MartinandSunley, 2001).

Вклад институционализма в ЭГ поэтому был, прежде всего, теоретическим, предлагающим новые объяснения и механизмы, определяющие региональное развитие, а в сфере политических решений – открывающим новые дискурсы по поводу культурного значения и наследия мест и ограниченной возможности переноса локально укорененного производства (e.g., Gertler, 1997).

Даже если исследовательские методы вытекают из теоретических предпосылок, использование качественных исследовательских методов в любом случае не вытекает автоматически из теоретических предпосылок ИЭГ. Например, недавние сетевые подходы в ИЭГ могут воспользоваться статистическими методами анализа социальных сетей (WassermanandFaust, 1994)и модельными методами теории графов (BarabasiandAlbert, 1999; Watts, 2004). Тем не менее, в своей программной установке для ЭГ BoggsandRantisi(2003, pp. 114–115)утверждают, что создание сравнительной(?) ЭГ требует, как правило, подхода с точки зрения исследования кейсов. Так, похоже кто-то априори возражает против использования количественных инструментов, даже если с точки зрения теории они могут принетсти полезные результаты. То же самое соображение звучит в недавнем ответе Markusen’s(2003) представителям ИЭГ, где она призывает оказаться от рассмотрения индуктивных и дедуктивных методов как взаимоисключающих, то же самое и относительно количественных и качественных. Ее аргументация совпадает с методологическими основаниями эволюционной экономики, которые совмещают то, что NelsonandWinter(1982)назвали плодотворной теоретизирование и формальное моделирование.

Второе, более тонкое различие, двух подходов заключается в трактовке контекста. В то время как эволюционный подход начинает с организационных рутин на уровне фирмы, институционализм начинает с институтов на территориальном уровне (уровнях). Хотя оба признают важность контекста в экономическом принятии решений и отвергают максимизацию полезности, центральную для неоклассики, они все же различаются в понимании того, какой контекст лежит в основе эк поведения. Организационные рутины специфичны для каждой фирмы, формируя микро-контекст, который отражает прошлый опыт и действия фирмы. Институты, напротив, специфичны для общин и территорий, формируя макро конктекст. Этот институционный контекст может оказывать существенное влияние на рутины фирм. С этой точки зрения имеет смысл говорить о различных версиях капитализма в том смысле, что рутины фирм имеют много общего в одной институциональной системе, но будут различны в разных системах (Gertler, 1997; HallandSoskice, 2001). Понимание адекватности рутин таким образом требует анализа не только рынков, но также и институтов, которые порождают ограничения. Поэтому с эволюционной точки зрения включение институтов в качестве объясняющих переменных в экономический анализ не обходится без концептуальных затруднений. В то время как институты действительно могут ограничивать экономическое поведение, а рутины не вступают в противоречие с территориальными институтами – наличие институтов допускает разнобразие рутин внутри фирм. Соответственно, территория как единица анализа становится проблематичной, хотя и не лишена смысла, поскольку нет серьезных причин заранее предполагать, что рутины территориально специфичны.

Boschma(2004)утверждает, что территории только тогда могут быть признаны релевантными и значимыми единицами, когда идея рутин и компетенций может быть перенесена с уровня организаций на уровень территорий. В этом отношении территория становится сущностью сама по себе, производя нематериальные и неторгуемые активы, в основе которых лежит уникальное знание и институты, которые недоступны для фирм извне. Только в этих (крайне редких) условиях можно делать вывод о причинах успеха или неудач фирм на основании локального контекста (Lawson, 1999).

Некоторые регионы можно рассматривать как такие, в которых рутины гомогенны, в то время как другие нельзя. С другой стороны, многие фирмы имеют подразделения в разных регионах, однако эти подразделения используют единые корпоративные рутины, хотя некоторые рутины могут быть адаптированы к локальному территориальному контексту (KogutandZander, 1993; CantwellandIammarino, 2003). Хотя ЭЭГ – преимущественно контекстуальный подход, она в основном заитересована в вопросе имеет ли география значения, а если имеет, то какое именно, а не исходит из априорной предпосылки что география всегда имеет значение.

В этой связи требуется многоуровневый анализ того, какой пространственный уровень обусловливает поведение и результаты фирмы (VanOort, 2004; Phelps, 2004).В эволюционизме многоуровневая композиция измеряет отбор с помощью уравнения Прайса (Frank, 1998; Andersen, 2004)и разнообразие, используя измерение энтропии, в частности (Theil, 1972; Frenkenetal., 2005).

Проиллюстрируем предыдущие замечания на примере теории инновационных систем, которая является хорошим примером плодотворного обмена между эволюционным и институциональным подходами в географии (Freeman, 1987; Nelson, 1993; Edquist, 1997; Cookeetal., 1998; Cooke, 2001; AsheimandIsaksen, 2002; Simmie, 2005).Исторические корни этого подхода лежат в эволюционной экономике, хотя использует многие элементы ИЭГ. Исходная концепция национальной инновационной системы, например, была направлена на то, чтобы раскрыть институциональную структуру страны, влияющую на структуру взаимодействия акторов, вовлеченных в инновационный процесс. Как таковой, он принимает существование институтов как само собой разумеющееся и пытается связать различие в экономических результатах с различиями в институциональных структурах. Впоследствии этот подход был расширен на региональный уровень (Cookeetal., 1998; Cooke, 2001; AsheimandIsaksen, 2002). Еще позднее эволюционисты отметили важность специфики отраслевых инновационных систем и свойства, которыми эти системы обладают в регионах (BreschiandMalerba, 1997; Breschi, 2000). Отраслевой подход предполагает, что история инновационных систем в специфических местах может быть понята в динамической перспективе, путем анализа как институты развивались с возникновением нового сектора.

Поскольку возможно, что институты прежеде всего специфичны для отрасли, нельзя исключать, что модели отраслеспецифичных институтов будут сходиться во времения из-за эволюционных сил, таких как конкуренция, отбор и имитация. Напротив, ключевой сектор страны настолько доминирует, что его институты (система исследований или права собственности) становятся частью нац системы (Hollingsworth, 2000). Тем не мнее на практике перенос институциональных моделей между отраслями проблематичен, помимо всего прочего, из-за системной природы институтов.

Это значит признать, что внедрение и распространение новшеств часто требует реструктуризации старых институтов и установление новых институтов (FreemanandPerez, 1988; GalliandTeubal, 1997). Хорошо известный пример – это подъем отрасли синтетических красителей во второй половине 19-го века, что вызвало множество институциональных изменений (таких как новые научные и образовательные организации и новые патентные законы), которые Германия успешно внедрила, а Великобритания и США – нет (Murmann, 2003). Другой пример – изучение эволюции розничного банкинга в Великобритания с 1840 по 1990-е годы, демонстрирующее коэволюцию промышленной организации, технологии и институтов (Consoli, 2005). Следовательно, в эволюционизме основной впрос – это анализ, в какой мере институты являются эластичными и открытыми к изменениям в различных местах. Институциональные различия между регионами или нациями с этой точки зрения есть часть объясняемого, так как институты эволюционируют вместе технологическими инновациями и промышленным развитием (Nelson, 1995b). Используя такой коэволюционный подход, в котором технологии, рынки и институты взаимно влияют друг на друга, становится ясным, что институциональный и эволюционный подходы сближаются.

См также пример недавнего применения эволюционизма в области транспортного планирования Bertolini(2005).

Но остается вопрос, как ЭЭГ может примирить понятие нейтрального пространства в формальных моделях (похожих на неоклассические) с концепцией реальных мест в реальных примерах (как в институционализме). С точки зрения эволюционизма, ни специфические институты в реальных местах, ни традиционные факторы (факторы цен) из неоклассической теории роста не могут дать удовлетворительного объяснения различий регионального роста. В то время, как эти факторы ограничивают множество регионов, в которой может произойти рост, они не могут объяснить, почему регионы с похожими институтами и факторной обеспеченностью имеют разные темпы и модели роста. Следовательно, факторы, связанные с институтами и факторной обеспеченностью, являются дополнительными к анализу на отраслевом и сетевом уровне, в котором зависимость от пройденного пути и самоусиливающаяся природа локальной динамики являются центром системных объяснений. В результате ЭЭГ утверждает, что реальные места появляются в результате действий экономических агентов, а не полностью определяют эти самые действия.

Различия между территориями могут быть поняты только как результат долгосрочного эволюционного процесса. Поэтому, имитация успешных рутин или институтов другими территориями по своей сути трудна и, что более важно, ожидаемые результаты могут сильно различаться в зависимости от исходного множества рутин и институтов (Gertler, 2003).Следовательно, сравнительный анализ, включая бенчмаркинг регионов, имеет ограничения, так как набор успешных микрорутин и макроинститутов не может просто переноситься в разные исторические контексты. Сравнения полезны чтобы анализировать, какие аспекы инновационной системы действуют плохо и тебуют улучшения, но они менее полезны для целей принятия решений о создании исторического контекста для специфичных инновационных систем. Основная проблема имитации заключается в высоком уровне невыявленности и взаимозависимостях между факторами, определяющими успешную модель (Boschma, 2004). В общем, траектория территории устанавливает пределы копирования внешней стратегии, успех которой коренится в чуждой среде (Zysman, 1994; Rivkin, 2000).

Имея дело с формированием новых отраслей и новых сетей в отдельных регионах, ЭЭГ имеет теоретические резоны предполагать, что фирмы действуют в нейтральном пространстве (а не по причине облегчения моделирования, ср. Krugman, 1991a).Особенности территории не определяют размещение новых отраслей, поскольку селективная мощь существующих пространственных структур слишком слаба, когда появляется новая отрасль. Поэтому можно считать, что среда не очень важна на начальной стадии развития отрасли, поскольку разрыв между потребностями новых фирм (в смысле знания, навыков и т. п.) и их окружением в любом случае существует. В крайнем случае, региональные условия могут играть общую, и потому не очень важную роль, при возникновении новой отрасли, такую как обеспечение общего образования и навыков, что может быть предоставлено многими другими регионами (BoschmaandLambooy, 1999). Решающие факторы, а именно специфические знания и навыки должны создаваться самими фирмами по мере развития их организационных рутин. По этой причине следует ожидать, что фирмы новой отрасли могут возникать в множестве разных регионах. В этой связи StorperandWalker(1989)использовали термин открытые окна возможности размещения, чтобы описать размещение фирм из новых отраслей, что близко к предположению нейтрального пространства в эв моделях.

Такой эволюционный подход не принимает нейтральность пространства за данность, но проверяет ее эмпирически. При этом нейтральное пространство не надо смешивать с пустым, поскольку было бы неверным исключать влияние региональных условий, когда возникает новая отрасль (Boschma, 1997; BoschmaandFrenken, 2003). Что мы утверждаем, так это что рег структуры определяют диапазон возможного поведения агентов, но не определяют само поведение или размещение. Следовательно, задача эволюционного подхода, применяемого к пространственной эволюции отрасли двойная: 1) определить, какие территории являются наилучшими кандидатами (т. е. обеспечены лучшими условиями) и какие территории могут быть с самого начала исключены. Это дает ответ на то, в какой мере окна возможностей открыты, когда возникает новая отрасль. 2) исследовать механизм, лежащий в основе зависимости пространственной эволюции новой отрасли от пройденного пути. Здесь мы отвечаем на вопрос, кто из кандидатов становится победителем и почему. Этот подход был применен в долгосрочном анализе развития британской автопромышленнности (BoschmaandWenting, 2005). Иследование показало, что локальное предложение связанных отраслей (таких как велосипеды и автобусы) создало основу развития британского автомобилестроения, но это был успех пионеров и компаний спин-оффов (особенно тех, кто воплощал опыт родительских фирм), что определило концентрацию автопромышленности в районе Ковентри-Бирмингем.

Со временм окна вновь закрываюся и после развертывания отрасль процветает только в некоторы регионах, оставаясь маргинальной в большинстве других. Также пространственная эволюция сетей может быть понята как процесс, который начинается с нейтрального пространства, где многие, хотя, возможно, не все места являются кандидатами на роль хабов. Но со временем лишь немногие места разовьют функции центральных хабов с высокой связностью, и следовательно, окна возможностей размещения закроются вновь (Castells, 1996).

Со временем изначальное нейтральное пространство трансформируется в реальные места по мере того, как новые сектора и новые инфраструктурные сети начинают концентрироваться в некоторых регионах в ходе процесса, зависимого от пройденного пути, и побуждают институциональную основу в этих регионах трансформироваться и адаптироваться. Обновление институтов в сторону большей поддержки новой экономической активности является скорее результатом долгого процесса коэволюции, чем причиной локализации нового сектора в регионе (вспомним пример немецкой химической промышленности в конце 19-го века). Так, региональное развитие направляется зависимостью от пройденного пути, а не от места, хотя некот места могут быть более склонны к обновлению институтов, чем другие. Регион играет общую роль при возникновении нового сектора и становятся более специфичными и лучше развитыми в тех районах, где размещается критическая масса фирм. Так, в один момент времени одна и та же институциональная основа региона может быть подходяща для старых отраслей и безразлична, или даже дисфункциональна для растущих отраслей. Парадокс региональной политики состоит в том, что она может быть эффективной для консервирования экономической деятельности, хотя создавать затруднения для активизации новой экономической активности, необходимой для долгосрочного развития (Pasinetti, 1993; Saviotti, 1996).

К ЭЭГ.

Итог обсуждения трех подходов к ЭГ представлен в таблице 1. Также мы дали в таблице 2 основные предпосылки эволюционного подхода к ЭГ.

Таблица 1. Сравнение трех теоретических подходов в экономической географии.

Ключевые темы	Неоклассический	Институциональный	Эволюционный.
Методология	Дедукция Формальное моделирование	Индукция Предметное теоретизирование	И то, и другое. И то, и другое.
Ключевые постулаты	Рационализирующий индивид. Без контекста	Индивид, подчиняющийся правилам. Макро-контекст	Ограниченно рациональный индивид. Микро-контекст
Концепция времени	Равновесный анализ Микро-макро	Статический анализ Макро-микро	Неравновесный анализ Рекурсивный
География	Нейтральное пространство Транспортные издержки	Реальные места Зависимость от местоположения	От нейтрального пространства к реальным местам. Зависимость от пройденного пути.

Таблица 2. Обзор эволюционной экономической географии (ЭЭГ)

 

ЭЭГ сочетает предметное теоретизирование (индуктивное) и формальное моделирование (дедуктивное). ЭЭГ рассматривает фирмы и их рутины как основные, но не единственные единицы анализа. ЭЭГ предполагает, что поведение и успех фирмы зависит преимущественно от рутины, кот фирма (или ее основатель) создал в прошлом (зависимость от пройденного пути). ЭЭГ рассматривает в качестве традиционных причин размещения фирмы традиционные ценовые сигналы (как в неоклассике) и специфические институты как обуславливающие ранжирование возможности действий по размещению, но не определяющие их прямо. ЭЭГ рассматривает институты как влияющие на инновации в общем смысле и коэволюционирующие с технологиями со временем по-разному в разных регионах. ЭЭГ описывает пространственную эволюцию отраслей и сетей как динамичный эволюционный процесс, преобразующий нейтральное пространство в реальные места. ЭЭГ объясняет региональное экономическое развитие исходя из динамических структурных изменений отраслей, сетей и институтов на различных территориальных уровнях.

Методологически мы заключаем, что ЭЭГ не согласна с институциональным подходом в его неприятии формального моделирования и их нежелании статистической проверки теоретических предположений. В противопоожность неоклассике, эволюционисты признают ценность анализа кейсов как орудия предметного теоретизирования. ЭЭГ поддерживает методологическое разнообразие и открытость в ЭГ, за которую выступают PlummerandSheppard(2000), Markusen(2003) andScott(2004).Вслед за NelsonandWinter(1982)эволюционный подход использует формальное моделирование (больше дедукции), равно как и предметное теоретизирование (больше дедукции). Так, ЭЭГ использует формальные теории, основанные на более реалистичных предпосылках (как ограниченная рациональность), но также проводит изучение кейсов для анализа региональной специфики с точки зрения динамической перспективы. Словом, ЭЭГ исповедует методологический плюрализм.

Что касается ключевых предпосылок, ЭЭГ ближе к институционализму, полагая экономические действия скорее контекстуальными, чем определяемыми максимизирующими расчетами. Тем не менее. В то время как институционалисты стремятся связать поведение агентов с макроинститутами, эволюционисты отдают приоритет микрорутинам организаций. С этой точки зрения ценовые различия (неоклассический взгляд) и специфические институты (инстуциональный взгляд) только задают диапазон возможного поведения и размещения фирм, но сами поведение и размещение в большей мере определяются организационными рутинами, принятыми в прошлом. Но фирмы не просто жертвы своей истории во времени и пространстве: рутины могут быть также изменены за счет инноваций и реаллокации. Соответственно, речь идет о динамическом взаимодействии между структурой и действием, которое и определяет эволюцию реальных мест.

Что касается времени, ЭЭГ явно принимает динамическую перспективу, в которой рождение и смерть фирм и секторов является центральными, равно как роль инноваций и коэволюции фирм/отраслей с институтами. Наоборот, НЭГ основана на статическом равновесном анализе, в то время как институциональный подход часто фокусируется (хотя не исключительно) тоже на статичном анализе институтов, используя исследование случаев и сравнительные исследования. Отсюда следует, понятие нейтрального протранства (предполагаемого в неоклассике для упрощения моделей) и реальных мест (ИЭГ) могут быть примирены в эволюционизме путем рассмотрения пространственной эволюции новых отраслей и сетей как динамического процесса преобразования нейтрального пространсва в реальные места.

Микроединица анализа в ЭЭГ – фирма и ее рутины (Maskell, 2001).Размещение фирм изучается в исторической перспективе. Можно использовать поведенческую географию (в частности Pred(1967)) для создания теоретически насыщенных объяснений решений о размещении. Как и эволюционисты, сторонники поведенческой георграфии начинают с ограниченной рациональности, что предполагает, что решения фирм о размещении сильно ограничены прошлым. Например, большинство фирм начинает с исходного пункта, и спин-оффы обычно размещаются поближе к родительской фирме. В обоих случаях предыдущие решения, принятые в другом историческом конткексте определяют решения о размещении новых фирм. Более того, можно ожидать, что фирмы покажут значительный уровень инерции в вопросах размещения. Вероятность реаллокации сокращается со временем по мере развития фирмой стабильного множества связей с поставщиками и потребителями и накопления снижающихся издержек в данном месте (Stam, 2003). В духе NelsonandWinter(1982) andCohenandLevinthal(1990)Pred(1967)  также отмечал, что фирмы имеют разные возможности абсорбировать информацию о возможном размещении. Так, фирмы не только неполно информированы относительно мест размещения, но также обладают разными способностями значимо использовать информацию. Окончательная пространственная структура тогда возникает в результате процесса отбора гетерогенных фирм и их решений о размещении. Когда фирмы выбирают, сознательно или случайно точку размещения, которая попадает в так называемый простанственный предел прибыльности, они имеют лучшие шансы выжить и процвести (Smith, 1966).

На следующем шаге можно предположить, что некоторые фирмы развивают сложные стратегии воспроизведения их рутин в разных территориальных контекстах, в то время как другие фирмы продолжают следовать adhocстратегиям. Например, KogutandZander(1993)утверждают, что успешные многонациональные корпорации – те, кто показывает наибольшую эффективность в переносе знаний через границы. Также и в фирмах услуг постоянное воспроизведение рутин в новых филиалах составляет значительную часть конкурентоспособности фирмы (WinterandSzulanski, 2001). В общем, способность фирм воспроизводить свои рутины в различном географическом контексте как кажется, определяет их результаты.

Начав с теории фирмы ЭЭГ переходит к двум мезоуровням, а именно пространственной эволюции отраслей и сетей. Отношения фирм на уровне отраслей являются в основном конкурентными, что отражается в моделях входа-выхода и анализа выживаемости. Основные модели пространственной эволюции отраслей – это модель стохастического роста Simon’s(1955b)и модель спин-оффов и экономии от агломерации Arthur’s(1987);более развитые методы созданы Klepper(2002a), Bottazzietal. (2002), Maggioni(2002) andBrenner(2004). В динамической перспективе пространственная эволюция новой отрасли в этих моделях описывается в терминах первоначального размещения, спин-оффов и выходов, определяющих размещение организационных рутин в популяции фирм в течение времени (BoschmaandFrenken, 2003).

В эволюционном контексте важно, что пространственная концентрация (или ее отсутствие) зависит не только от процесса промышленной эволюции, но также влияет на дальнейшую эволюцию отрасли. Это рекурсивное отношение имеет по меньшей мере три измерения (Hannanetal., 1995; StuartandSorenson, 2003; BoschmaandWenting, 2005; van
Wissen, 2004). Первое – географическая концентрация промышленной активности может порождать экономию от агломерации, поощряющую стартапы и инновации и, возможно, создание связанной отрасли в регионе. Второе – географическая концентрация фирм повышает уровень конкурентности, при этом выход фирм повышает среднее качество рутин. Третье – конфентрация фирм также влияет на возможности коллективных действий, так как такого рода инициативы легче проводить среди близлежащих агентов, что позволяет лучше противостоять оппортунистическому поведению.

Сети предсавляют другую единицу анализа. Важный аспект сетей в ЭЭГ тот, что они они действуют как орудия создания и распространения знаний (CowanandJonard, 2003). Ключевой вопрос исследования заключается в том, чтобы определить, связаны ли создание и распространение инноваций с местом или сетью, или с обоими (cf. Castells, 1996). Недавние исследования показали, что, используя данные о соизобретательстве для выявления сетей и патентное цитирование для выявления потоков знаний, географию перетоков знаний можно в основном связать с социальными сетями и трудовой мобильностью (BreschiandLissoni, 2003). Поскольку большинство сетевых отношений и движений рабочей силы локальны, с трудовой мобильностью, канализируемой через сетевые структуры, понимание распространения знаний требует детального анализа социальных сетей. Используя анализ сетей, успех и неудачу экономических агентов и как агрегатов – регионов можно связать с централизацией агентов внутри глобальных сетей знаний. Как отмечено выше, отсюда следует, что эмпирические исследования инновационной деятельности фирм должны брать в качестве данного не влияние региона, но также анализировать влияние характеристик фирм (компетенции, рыночная власть) и сетевую позицию фирм (BoschmaandWeterings, 2005; Giuliani, 2005; GiulianiandBell, 2005). Другой важный вопрос для исследований – в какой мере региональные и национальные институты влияют на склонность агентов встраиваться в сети глобально или локально (BatheltandGlu¨ ckler, 2003).

Помимо анализа структуры сетей - вопрос, затрагиваемый институционалистами, – ЭЭГ также стремится объяснить пространственную эволюцию сетей. В эволюционных моделях формирования сетей, эволюция сетей понимается как процесс включения новых узлов, связанных с уже существующими узлами с определенной вероятностью, зависящей от географического расстояния и связностью сетей (BarabasiandAlbert, 1999; Guimera` andAmaral, 2004; Barratetal., 2005; cf. Castells, 1996). Хорошо связанные узлы становятся еще лучше связанными, делая конечное рапределение связей деформированным: сети автоматически эволюционируют в сторону иерархии, где некоторые узлы становятся первичными хабами, другие вторичными хабами, в большинство узлов становятся слабо связанными спицами. Важной особенностью моделей эволюции сетей является то, что то же самое в равной мере относится к инфраструктурным сетям (транспорт, связь, торговля).

Основываясь на динамике отраслей и сетей, ЭЭГ переходит к макроуровню пространственной системы в целом. Экономическое развитие городов и регионов можно анализировать как совокупность отраслей и сетей в регионе и их географическое место в глобальной сети торговли. Отраслевая логика, лежащая в основе эволюции пространственных систем лучше известна как процесс структурных изменений (FreemanandPerez, 1988; Pasinetti, 1993; Boschma, 1997). Города и регионы, способные создавать новые отрасли с новыми жизненными циклами продуктов расширяющимися спросом будут расти, в то время как города и регионы замкнувшиеся в своей ранней специализации со старыми жизненными циклами будут падать. Важно, что нет автоматического экономического или политического механизма, который обеспечивает обновление городов и регионов. Скорее, населенные пункты в большинстве своем переживают спад после периода роста благодаря сложившимся интересам, институциональной жесткости и скрытыми издержками, связанными с предыдущей специализацией.

Использование сетевой логики, определяющей эволюцию пространственных систем более редко, и здесь географы играют ведущую роль (HohenbergandLees1995;
Castells, 1996). Согласно этим исследованиям, рост критически зависит от включенности города или региона в глобальные торговые сети. Центральная сетевая позиция может быть достигнута привлечением штаб-квартир корпораций, развитием специализированных услуг для бизнеса и созданием транспортных хабов. Можно ожидать, что центральные города одной эры (железнодорожной) будут менее успешными в другую эпоху (авиа) благодаря институциональной жесткости и скрытыми издержками связанными с предыдущей инфраструктурой.

Отталкиваясь от мезоуровня отраслей и сетей, могут быть построены различные имитационные и эконометрические модели регионального развития, дивергенции, конвергениции и прыжков. Например, вернулся интерес к стохастическому моделированию роста городов с использованием временных рядов размеров городов. Эти модели исследуют устойчивый рост и упадок городов, с использованием простой логики закона Гибрата, утверждающего вероятностный характер темпов роста независимо от размера города (Pumain, 1997; Gabaix, 1999). Дополнительно к этим исследованиям привлекается исторический анализ чтобы изучить коэволюцию рег эк развития и институциональных структур, определяющих индивидуальные истории регионов (Nelson, 1995b, 2002). С этой точки зрения институты могут стать интегральной частью ЭЭГ при анализе динамики отраслей, сетей и пространственных систем.

ЭЭГ находится в начале своего развития. Некоторые из ее фундаментальных концепций, такие как рутины и зависимость от пройденного пути, требуют более тщательной разработки как теоретической, так и эмпирической (see, e.g.,
Martin, 2003; Becker, 2004). Более того, на сегодняшний день имеется мало исследований, которые могут выступать как кунианские образцы этого нового подхода. Несмотря на это, мы верим, что ЭЭГ дает действительно новые объяснения основных объясняемых в ЭГ, таких как размещенческое поведение фирм, пространственная эволюция отраслей и сетей, коэволюция фирм, технологий и региональных институтов и конвергенция/дивергенция в пространственных системах. Сравнение эволюционного подхода с неоклассикой и институциональным подходами показывает, что ЭЭГ действительно добавляет содержания в ЭГ. Более того, эволюционный подход обладает пересечениями с неоклассикой и институциональным подходами, которые потенциально более плодотворны, чем трудное взаимодействие между неоклассическим и институциональным подходами. Мы понимаем, что предстоит еще долгий путь, пока ЭЭГ устоится. Говоря об этом, мы убеждены, что эволюционная теория создает действительно новую многообещающую парадигму в экономической географии. Время покажет, оправдает ли жизнь наши ожидания: как это и свойственно эволюции.

Список литературы:

Albert, R., Barabasi, A. L. (2002) Statistical mechanics of complex networks. Reviews of Modern Physics, 74(1): 47–97.

Alchian, A. A. (1950) Uncertainty, evolution, and economic theory. Journal of Political Economy, 58: 211–221.

Amable, B. (2000) Institutional complementarity and diversity of social systems of innovation and production. Review of International Political Economy, 7(4): 645–687.

Amin, A., Thrift, N. (eds) (1994) Globalization, Institutions and Regional Development in Europe. Oxford: Oxford University Press.

Amin, A., Thrift, N. (2000) What kind of economic theory for what kind of economic geography? Antipode, 32(1): 4–9.

Andersen, E. S. (2004) Population thinking and evolutionary economic analysis: exploring Marshall’s fable of the trees. DRUID Working Paper 2004-5. http://www.druid.dk.

Anderson, P., Tushman, M. L. (1990) Technological discontinuities and dominant designs: a cyclical model of technological change. Administrative Science Quarterly, 35: 604–633.

Andersson, C., Frenken, K., Hellervik, A. (2006) A complex network approach to urban growth. Environment and Planning A, in press.

Andersson, C., Hellervik, A., Lindgren, K., Hagson, A., Tornberg, J. (2003) Urban economy as a scale-free network. Physical Review E, 68(3): 036124 Part 2.

Antonelli, C. (2000) Collective knowledge communication and innovation: the evidence of technological districts. Regional Studies, 34(6): 535–547. Arthur, W. B. (1987) Urban systems and historical path dependence. In J. H. Ausubel and R. Herman (eds) Cities and Their Vital Systems. Washington DC: National Academy Press), 85–97.

Arthur, W. B. (1989) Competing technologies, increasing returns, and lock-in by historical events. The Economic Journal, 99: 116–131.

Arthur W. B. (1990) Silicon Valley locational clusters: when do increasing returns imply monopoly? Mathematical Social Sciences, 19(3): 235–251.

Arthur, W. B. (1994), Increasing Returns and Path Dependence in the Economy. Ann Arbor: University of Michigan Press, 99–110.

Asheim, B. T., Isaksen, A. (2002) Regional innovation systems: the integration of local ‘sticky’ and global ‘ubiquitous’ knowledge. Journal of Technology Transfer, 27: 77–86.

Atkinson, A. B., Stiglitz, J. E. (1969) A new view on technological change. The Economic Journal, 79: 573–578.

Barabasi, A. L., Albert, R. (1999) Emergence of scaling in random networks. Science, 286(5439): 509–512.

Barnes, T. J. (2001) Retheorizing economic geography: from the quantitative revolution to the ‘cultural turn’. Annals of the Association of American Geographers, 91(3): 546–565.

Barrat, A., Barthelemy, M., Vespignani, A. (2005) The effects of spatial constraints on the evolution of weighted complex networks. Journal of Statistical Mechanics, Art. No. P05003.

Bathelt, H., Glu¨ ckler J. (2003) Toward a relational economic geography. Journal of Economic Geography, 3: 117–144.

Bathelt, H., Malmberg, A., Maskell, P. (2004) Clusters and knowledge: local buzz, global pipelines and the process of knowledge creation. Progress in Human Geography, 28(1): 31–56.

Becker, M. C. (2004) Organizational routines. A review of the literature. Industrial and Corporate Change, 13(4): 643–677.

Bertolini, L. (2005) Evolutionary urban transportation planning? An exploration. Papers in Evolutionary Economic Geography #05.12. http://econ.geog.uu.nl.

Boggs, J. S., Rantisi, N. M. (2003) The ‘relational turn’ in economic geography. Journal of Economic Geography, 3: 109–116.

Boschma, R. A. (1997) New industries and windows of locational opportunity. A long-term analysis of Belgium. Erdkunde, 51: 12–22.

Boschma, R. A. (2004) The competitiveness of regions from an evolutionary perspective. Regional Studies, 38(9): 1001–1014. 296 

Boschma and Frenken Boschma, R. A., Frenken, K. (2003) Evolutionary economics and industry location. Review for Regional Research, 23: 183–200.

Boschma, R. A., Lambooy, J. G. (1999) Evolutionary economics and economic geography. Journal of Evolutionary Economics, 9: 411–429.

Boschma, R. A., Wenting, R. (2005) The spatial evolution of the British automobile industry. Papers in Evolutionary Economic Geography #05.04. http://econ.geog.uu.nl.

Boschma, R. A. and Weterings, A. B. R. (2005) The effect of regional differences on the performance of software firms in the Netherlands. Journal of Economic Geography, 5: 567–588.

Bottazzi, G., Cefis, E., Dosi, G. (2002) Corporate growth and industrial structures: some evidence from the Italian manufacturing industry. Industrial and Corporate Change, 11(4): 705–723.

Bottazzi, G., Dosi, G., Fagiolo, G., Secchi, A. (2004) Sectoral and geographical specificities in the spatial structure of economic activities. LEM Working Paper 2004-21. http://www.lem.sssup.it/.

Brakman, S., Garretsen, H. (2003) Rethinking the ‘new’ geographical economics. Regional Studies, 37(6–7): 637–648.

Brakman, S., Garretsen, H., van Marrewijk, C. (2001) An Introduction to Geographical Economics. Cambridge, UK: Cambridge University Press. Brenner, T. (2004) Local Industrial Clusters. Existence, Emergence and Evolution. London and New York: Routledge.

Breschi, S. (2000) The geography of innovation: a cross-sector analysis. Regional Studies, 34(3): 213–230.

Breschi, S., Lissoni, F. (2001) Knowledge spillovers and local innovation systems: a critical survey. Industrial and Corporate Change, 10(4): 975–1005.

Breschi, S., Lissoni, F. (2003) Mobility and social networks: Localised knowledge spillovers revisited. CESPRI Working Paper 142. http://www.cespri.unibocconi.it/.

Breschi, S., Malerba, F. (1997) Sectoral innovation systems: technological regimes, Schumpeterian dynamics, and spatial boundaries. In: C. Edquist (ed.) Systems of Innovation. Technologies, Institutions and Organizations, London/Washington: Pinter, 130–156.

Bresnahan, T., Gambardella, A., Saxenian, A. (2001) ‘Old Economy’ inputs for ‘New Economy’ outcomes: Cluster formation in the new Silicon Valleys. Industrial and Corporate Change, 10(4): 835–860. Camagni, R. (ed.) (1991) Innovation Networks. Spatial Perspectives. London/New York:

Bellhaven Press. Canie¨ls, M. (2000) Knowledge Spillovers and Economic Growth. Regional Growth Differentials across Europe. Cheltenham: Edward Elgar.

Cantwell, J. A., Iammarino, S. (2003) Multinational Corporations and European Regional Systems of Innovation. London: Routledge.

Capello, R. (1999) Spatial transfer of knowledge in high technology milieux: learning versus collective learning processes. Regional Studies, 33(4): 353–365.

Carroll, G. R., Hannan, M. T. (2000) The Demography of Corporations and Industries. Princeton, NJ: Princeton University Press. Castells, M. (1996) The Rise of the Network Society. Oxford: Blackwell.

Cefis, E. (2003) Is there persistence in innovative activities? International Journal of Industrial Organization 21(4): 489–515.

Cefis, E., Marsili, O. (2006) A matter of life and death: innovation and firm survival. Industrial and Corporate Change, in press.

Cefis, E., Orsenigo, L. (2001) The persistence of innovative activities: a cross-countries and crosssectors comparative analysis. Research Policy, 30(7): 1139–1158. Colander, D. (2000) The death of neoclassical economics. Journal of the History of Economic Thought, 22(2): 127–143.

Consoli, D. (2005) The dynamics of technological change in UK retail banking services. An evolutionary perspective, Research Policy 34: 461–480.

Cooke, P. (2001) Regional innovation systems, clusters, and the knowledge economy. Industrial and Corporate Change, 10: 945–974.

Cooke, P. (2002) Knowledge Economies. Clusters, Learning and Cooperative Advantage. London/New York: Routledge. Towards an evolutionary economic geography  297

Cooke, P., Morgan, K (1998) The Associational Economy. Firms, Regions, and Innovation. Oxford: Oxford University Press.

Cooke, P., Uranga M. G., Extebarria, G. (1998) Regional innovation systems: an evolutionary perspective. Environment and Planning A, 30: 1563–1584.

Cowan, R., Jonard, N. (2003) The dynamics of collective invention. Journal of Economic Behavior and Organization, 52(4): 513–532. David, P. A. (1985) The economics of QWERTY. American Economic Review (Papers and Proceedings), 75: 332–337.

David, P. A. (1999) Krugman’s economic geography of development: NEGs, POGs, and naked models in space. International Regional Science Review, 22(2): 162–172.

Dosi, G. (1984) Technical Change and Industrial Transformation. Basingstoke and London: MacMillan. Dosi, G. (1997) Opportunities, incentives and the collective patterns of technological change. The Economic Journal, 107(444): 1530–1547.

Dosi, G., Soete, L. (1988) Technical change and international trade. In: G.

 Dosi, C. Freeman, R. Nelson, G. Silverberg and L. en Soete (eds) Technical Change and Economic Theory. London: Pinter, 401–431. Edquist, C. (ed.) (1997) Systems of Innovation. Technologies, Institutions and Organizations. London/Washington: Pinter.

Essletzbichler, J., Rigby, D. L. (2005) Competition, variety and the geography of technology evolution. Tijdschrift voor Economische en Sociale Geografie, 96(1): 48–62.

Feldman, M. (1999) The new economics of innovation, spillovers and agglomeration: a review of empirical studies. Economics of Innovation and New Technology, 8: 5–25.

Foster, J., Ho¨lzl, W. (2004) (eds.) Applied Evolutionary Economics and Complex Systems, Cheltenham: Edward Elgar.

Frank, S. A. (1998) Foundations of Social Evolution. Princeton NJ: Princeton University Press.

Freeman, C. (1987) Technology Policy and Economic Performance. Lessons from Japan. London: Pinter. Freeman, C., Perez, C. (1988) Structural crisis of adjustment, business cycles and investment behaviour. In: G. Dosi, C. Freeman, R. Nelson, G. Silverberg and L. Soete (eds) Technical Change and Economic Theory. London: Pinter, 38–66.

Frenken, K. (2006) Technological innovation and complexity theory. Economics of Innovation and New Technology, in press.

Frenken, K., Van Oort, F. G., Verburg, T., Boschma, R. A. (2005) Variety and regional economic growth in the Netherlands. Papers in Evolutionary Economic Geography #05.02. http://econ. geog.uu.nl.

Friedman, D. (1998a) On economic applications of evolutionary game theory. Journal of Evolutionary Economics 8(1): 15–43.

Friedman, D. (1998b) Evolutionary economics goes mainstream: a review of the theory of learning in games. Journal of Evolutionary Economics 8(4): 423–432.

Fujita, M., Krugman, P., Venables, A. J. (1999) The Spatial Economy. Cities, Regions and International Trade. Cambridge MA: MIT Press.

Fujita, M., Thisse, J. F. (1996) Economics of agglomeration. Journal of the Japanese and International Economics, 10: 339–378.

Fujita, M., Thisse, J. F. (2002) Economic of Agglomeration. Cities, Industrial Location and Regional Growth. Cambridge, MA: Cambridge University Press.

Gabaix, X. (1999) Zipf’s law for cities: an explanation. Quarterly Journal of Economics 114: 739–767.

Galli, R., Teubal, M. (1997) Paradigmatic shifts in national innovation systems. In: C.

Edquist (ed.) Systems of Innovation. Technologies, Institutions and Organizations. London/Washington: Pinter, 342–370. Garnsey, E., Stam, E., Heffernan, P. (2006) New firm growth: exploring processes and paths. Industry and Innovation, 13(1), in press.

Gertler, M. S. (1997) The invention of regional culture. In: R. Lee and J. Wills (eds) Geographies of Economies. London: Arnold, 47–58. 298 

Boschma and Frenken Gertler, M. S. (2003) Tacit knowledge and the economic geography of context or the undefinable tacitness of being (there). Journal of Economic Geography, 3: 75–99. Glaeser, E. L., Kallal, H. Scheinkman, J., Shleifer, A. (1992) Growth in cities. Journal of Political Economy 100: 1126–1152. Granovetter, M. (1985) Economic action and social structure: the problem of embeddedness. American Journal of Sociology, 91: 481–510. Giuliani, E. (2005) The structure of cluster knowledge networks: uneven and selective, not pervasive and collective. DRUID Working Paper 2005-11. http://www.druid.dk. Giuliani, E., Bell, M. (2005), The micro-determinants of meso-level learning and innovation: evidence from a Chilean wine cluster. Research Policy, 34(1): 47–68. Guimera`, R., Amaral, L. A. N. (2004) Modelling the world-wide airport network. European Physical Journal B, 38(2): 381–385. Hall, P. G., Preston, P. (1988) The Carrier Wave: New Information Technology and the Geography of Innovation 1846-2003. London: Unwin Hyman. Hall, P. A., Soskice, D. (2001) Varieties of Capitalism. The Institutional Foundations of Comparative Advantage. Oxford: Oxford University Press. Hannan, M. T., Carroll, G. R., Dundon, E. A., Torres, J. C. (1995) Organizational evolution in a multinational context: entries of automobile manufacturers in Belgium, Britain, France, Germany, and Italy, American Sociological Review 60(4): 509–528. Hodgson, G. M. (1988) Economics and Institutions. A Manifesto for a Modern Institutional Economics. Cambridge: Polity. Hodgson, G. M. (1998). The approach of institutional economics. Journal of Economic Literature 36(1): 166–192. Hodgson, G. M. (1999) Evolution and Economics. On Evolutionary Economics and the Evolution of Economics. Cheltenham: Edward Elgar.

Hohenberg, P. M., Lees, L. H. (1995) The Making of Urban Europe 1000-1994. Cambridge, MA: Harvard University Press. Hollingsworth, J. R. (2000) Doing institutional analysis: implications for the study of innovations. Review of International Political Economy, 7(4): 595–644. Jacobs, J. (1969). The Economy of Cities. New York: Vintage Books.

Jaffe, A. B., Trajtenberg, M., Henderson, R. (1993) Geographic localization of knowledge spillovers as evidenced by patent citations. Quarterly Journal of Economics, 108(3): 577–598. Keeble, D., Lawson, C., Moore, B., Wilkinson, F. (1999) Collective learning processes, networking and ‘institutional thickness’ in the Cambridge region. Regional Studies, 33(4): 319–332.

Klepper, S. (1996) Entry, exit, growth and innovation over the product life cycle. American Economic Review, 86: 562–583.

Klepper, S. (2002a) The evolution of the U.S. automobile industry and Detroit as its capital. Paper presented at 9th Congress of the International Schumpeter Society, Gainesville, FL, March 27–30.

Klepper, S. (2002b) The capabilities of new firms and the evolution of the U.S. automobile industry. Industrial and Corporate Change, 11(4): 645–666.

Kogut, B., Zander, U. (1993) Knowledge of the firm and the evolutionary theory of the multinational corporation. Journal of International Business Studies, 24: 625–646.

Krugman, P. R. (1991a) Increasing returns and economic geography. Journal of Political Economy, 99(3): 483–499. Krugman, P. R. (1991b) Geography and Trade. Cambridge, MA: MIT Press. Krugman, P. R. (1996) What economists can learn from evolutionary theorists. A talk given to the European Association for Evolutionary Political Economy, November, downloadable at http:// web.mit.edu/krugman/www/evolute.html. Krugman, P. R. (1998) What’s new about the new economic geography? Oxford Review of Economic Policy, 14: 7–17.

Lawson, C. (1999) Towards a competence theory of the region. Cambridge Journal of Economics, 23: 151–166. Lissoni, F. (2001) Knowledge codification and the geography of innovation: the case of Brescia mechanical cluster. Research Policy, 30(9): 1479–1500. Towards an evolutionary economic geography  299

Maggioni, M. A. (2002) Clustering Dynamics and the Location of High-Tech-Firms. Springer: Heidelberg. Ma¨ki, U. (1992) Friedman and realism. Research in the History of Economic Thought and Methodology, 10: 171–195. Ma¨ki, U., Oinas, P. (2004) The narrow notion of realism in human geography. Environment and Planning A, 36: 1755–1776.

Malmberg, A., Maskell, P. (2002) The elusive concept of localization economies: Towards a knowledge-based theory of spatial clustering. Environment and Planning A, 34(3): 429–449. Marchionni, C. (2004) Geographical economics versus economic geography: towards a clarification of the dispute. Environment and Planning A, 36: 1737–1753.

Markusen, A. (1999) Fuzzy concepts, scanty evidence, policy distance: the case for rigour and policy relevance in critical regional studies. Regional Studies, 33(9): 869–884.

 Markusen, A. (2003) On conceptualization, evidence and impact: a response to Hudson, Lagendijk and Peck. Regional Studies, 37(6–7): 747–751. Martin, R. (1999) The new ‘geographical turn’ in economics: some critical reflections. Cambridge Journal of Economics, 23(1): 65–91. Martin, R. (2000) Institutional approaches in economic geography. In: E. Sheppard and T. J. Barnes (eds) A Companion to Economic Geography. Oxford and Malden, MA: Blackwell Publishing, 77–94.

Martin, R. (2003) Putting the economy back in its place: one economics and geography. Paper presented at the Cambridge Journal of Economics Conference ‘Economics for the Future: Celebrating 100 years of Cambridge Economics’, Cambridge, UK, September 17–19. Martin, R., Sunley, P. (1996) Paul Krugman’s geographical economics and its implications for regional development theory. A critical assessment. Economic Geography 72(3): 259–292.

Martin, R, Sunley P. (2001) Rethinking the ‘economic’ in economic geography: broadening our vision or losing our focus? Antipode, 33(2): 148–161.

Maskell, P. (2001) The firm in economic geography. Economic Geography, 77(4): 329–344.

McKelvey, M. (2004) Evolutionary economics perspectives on the regional–national–international dimensions of biotechnology innovations. Environment and Planning C, 22(2): 179–197. Meardon, S. J. (2001) Modeling agglomeration and dispersion in city and country: Gunnar Myrdal, Francois Perroux, and the New Economic Geography. The American Journal of Economics and Sociology, 60(1): 25–57.

Murmann, J. P. (2003) Knowledge and Competitive Advantage. The Co-evolution of Firms, Technology, and National Institutions. Cambridge: Cambridge University Press. Myrdal, G. (1957) Economic Theory and Underdeveloped Regions. London: Duckworth.

Neary, J. P. (2001) Of hype and hyperbolas: introducing the new economic geography. Journal of Economic Literature, 39(2): 536–561. Nelson, R. R. (ed.) (1993) National Innovation Systems. A Comparative Analysis. Oxford and New York: Oxford University Press. Nelson, R. R. (1995a) Recent evolutionary theorizing about economic change. Journal of Economic Literature, 33(1): 48–90.

Nelson, R. R. (1995b) Co-evolution of industry structure, technology and supporting institutions, and the making of comparative advantage. International Journal of the Economics of Business, 2(2): 171–184. Nelson, R. R. (2002) Bringing institutions into evolutionary growth theory. Journal of Evolutionary Economics, 12: 17–28. Nelson, R. R., Winter, S. G. (1982) An Evolutionary Theory of Economic Change. Cambridge, MA and London: The Belknap Press. Nijkamp, P. (2001) The spatial economy: cities, regions, and international trade. By Fujita M, Krugman P,

Venables AJ. The Economic Journal 111(469): F166–F168. North, D. C. (1990) Institutions, Institutional Change and Economic Performance. Cambridge: Cambridge University Press. Olsen, J. (2002) On the units of geographical economics. Geoforum 33: 153–164. 300 

Boschma and Frenken van Oort, F. G. (2004) Urban Growth and Innovation. Spatially Bounded Externalities in the Netherlands.

Aldershot: Ashgate. Overman, H. G. (2004) Can we learn anything from economic geography proper? Journal of Economic Geography, 4: 501–516. Pasinetti, L. L. (1993) Structural Economic Dynamics. Cambridge: Cambridge University Press. Phelps, N. A. (2004) Clusters, dispersion and the spaces in between. For an economic geography of the banal. Urban Studies 41(5–6): 971–989.

Plummer, P., Sheppard, E. (2000) Must emancipatory economic geography be qualitative? A response to Amin and Thrift. Paper presented at the Global Conference on Economic Geography, National University of Singapore, December 5–9. Pred, A. R. (1967) Behavior and Location. Foundations for a Geographic and Dynamic Location Theory. Lund: Lund Studies in Geography, 27.

Puga, D. (2002) European regional policy in light of recent location theories. Journal of Economic Geography 2(4): 372–406.

Pumain, D. (1997), City size distributions and metropolisation. Geojournal, 43(4): 307–314. Rallet, A., Torre, A. (1999) Is geographical proximity necessary in the innovation networks in the era of global economy? Geojournal 49(4): 373–380. R

igby, D. L., Essletzbichler, J. (1997) Evolution, process variety, and regional trajectories of technological change in US manufacturing. Economic Geography, 73(3): 269–284.

Rivkin, J. W. (2000) Imitation of complex strategies. Management Science, 46(6): 824–844. Samuels, W. J. (1995) The present state of institutional economics. Cambridge Journal of Economics, 19: 569–590.

Saviotti, P. P. (1996) Technological Evolution, Variety and the Economy. Cheltenham and Brookfield: Edward Elgar. Saxenian, A. (1994) Regional Advantage. Cambridge MA: Harvard University Press.

Schamp, E. W. (2002) Evolution und Institution als Grundlagen einer Dynamischen Wirtschaftsgeographie: Die Bedeutung von Externen Skalenertragen fur Geographische Konzentration. Geographische Zeitschrift, 90(1): 40–51. Scott, A. J. (1993) Technopolis. High-technology Industry and Regional Development in Southern California. Berkeley: University of California Press. Scott, A. J. (2004) A perspective of economic geography. Journal of Economic Geography, 4: 479–499.

Simmie, J. (2005) Innovation and space: a critical review of the literature. Regional Studies, 39(6): 789–804. Simon, H. A. (1955a) A behavioral model of rational choice. Quarterly Journal of Economics, 6: 99–118. Simon, H. A. (1955b) On a class of skew distribution functions. Biometrika 42(3–4): 425–440.

Sjo¨ berg, O., Sjo¨ holm, F. (2002) Common ground? Prospects for integrating the economic geography of geographers and economists. Environment and Planning A, 34(3): 467–486. Smith, D. (1966) A theoretical framework for geographical studies of industrial location. Economic Geography, 42: 95–113.

Stam, E. (2003) Why Butterflies Don’t Leave. Locational Evolution of Evolving Enterprises. Dissertation, Utrecht University. Stuart, T., Sorenson, O. (2003) The geography of opportunity: spatial heterogeneity in founding rates and the performance of biotechnology firms. Research Policy, 32(2): 229–253.

Storper, M. (1997) The Regional World. Territorial Development in a Global Economy. London: Guilford Press. Storper, M., Walker, R. (1989) The Capitalist Imperative. Territory, Technology and Industrial Growth. New York: Basil Blackwell.

Swann, P., Prevezer, M. (1996) A comparison of the dynamics of industrial clustering in computing and biotechnology. Research Policy, 25: 1139–1157.

Teece, D., Pisano, G., Shuen, A. (1997) Dynamic capabilities and strategic management. Strategic Management Journal, 18(7): 509–533. Theil, H. (1972) Statistical Decomposition Analysis. Amsterdam: North-Holland. Towards an evolutionary economic geography  301 Veblen, T. (1898) Why is economics not an evolutionary science? Quarterly Journal of Economics, 12: 373–397.

Verspagen, B., Schoenmakers, W. (2004) The spatial dimension of patenting by multinational firms in Europe. Journal of Economic Geography, 4(1): 23–42. Wasserman, S., Faust, K. (1994) Social Network Analysis: Methods and Applications. Cambridge: Cambridge University Press. Watts, D. (2004) The ‘new’ science of networks. Annual Review of Sociology 30: 243–270.

Werker, C., Athreye, S. (2004) Marshall’s disciples: knowledge and innovation driving regional economic development and growth. Journal of Evolutionary Economics, 14: 505–523. Whitley, R. (1992) Business Systems in East Asia: Firms, Markets and Societies. London: Sage. Whitley, R. (2003) Developing innovative competences: the role of institutional frameworks. Industrial and Corporate Change, 11(3): 497–528. Williamson, O. E. (1985) The Economic Institutions of Capitalism. New York: The Free Press.

Winter, S. G., Szulanski, G. (2001) Replication as strategy. Organization Science 12: 730–743.

van Wissen, L. (2004) A spatial interpretation of the density dependence model in industrial demography. Small Business Economics, 22 (3–4): 253–264.

Zysman, J. (1994) How institutions create historically rooted trajectories of growth. Industrial and Corporate Change, 3: 243–283.