Расселение как инструмент экономической политики

Расшифровка выступления О. Григорьева на круглом столе в АСИ (15.11.2017) "Система расселения как фактор экономического роста".
Текст подготовил Александр Шарыгин.

Тема расселения для экономической науки является старой, более того, я бы сказал, что именно с этой темы экономическая наука и началась. При этом я должен я сказать, что на расселение экономисты смотрят немного под другому чем то что мы сегодня слушали от уважаемых коллег. Тема расселения впервые появилась в работе Б. де Мандевилля «Басня о пчелах». Первоначальный вариант басни о пчелах был немного про другое, но в 1714 году Мандевилль издал второе издание, к которому предпослал предисловие, и вот там он и затронул проблему расселения. Немного о Мандевилле и «Басне о пчелах».

Сам Мандевилль был моральный философ (это ничего не значит, Адам Смит был тоже моральный философ, тогда экономика шла по разряду моральной философии, потом только выделилась). Басня о пчелах и именно второе издание имело подзаголовок «Частные пороки и общее благо», где разбиралось то, что понимать под частными пороками и что понимать под общим благом. И вот в частности речь может идти о частных пороках отдельных и общем благе всего общества – то, что Адам Смит выразил своей невидимой рукой в знаменитом пассаже: «не доброжелательству булочника мы обязаны хлебом на нашем столе, а его эгоизму». Пороку мы обязаны общим благом. И второе значение – общее благо всегда сопряжено частными пороками.

Эта мысль как раз иллюстрируется фразой из «Басни о пчелах». О чем Мандевилль говорит? Конечно, все люди хотят жить на природе, жалуются на грязь Лондона, что в нем трудно жить, но, друзья мои, поймите: грязь – частный порок, обусловленный богатством Лондона. Конечно, я сам хочу жить в пасторальной местности, но в пасторальной местности я буду нищим. А если я хочу быть богатым (мы все хотим быть богатыми, иметь общее благо), то нам придется мириться с частными пороками, со скученностью, грязью и т.д. Можно выбирать. Сам Мандевилль выбирал, как видно из его труда, все-таки Лондон.

Идею связи между экономическим развитием и расселением подхватил Адам Смит. Собственно, во второй главе «Исследования богатства народов», которая называется «Разделение труда ограниченно размерами рынка», он как раз сравнивает уровень развития сельской местности и городов, показывает, что город обеспечивает более высокий уровень РТ, более высокую производительность, способствует появлению новых профессии и т.д. Коротенький текст, очень ясно и четко написанный.

На самом деле так получилось, что тема расселения из экономической науки после того, как классическая политэкономия сменилась неоклассикой, на долгое время ушла. И второй рассвет она получила не так давно, в конце ХХ века. Началось это с Николаса Калдора, известного английского экономиста, бедного венгерского эмигранта, который получил пэрство Англии за свои успехи в экономической науке, но не получил Нобелевской премии. Он задолго до Кругмана поднимал и разрабатывал тему связи расселения, регионального развития и экономики, во многом предвосхитив Кругмана. Почему сейчас отцом Новой экономической географии считается Кругман – это загадка.

В чем особенность подхода экономистов, всех этих авторов? Когда мы слушали про города, нам пытались рассказать про то, что города «производят». Это наследие советского времени. Все эти авторы рассматривали города как источники развития, прежде всего как рынки. Город для экономического развития - это прежде всего рынок.

Напомню название второй главы «Исследования богатства народов». Чем больше рынок, тем больше РТ, тем больше эффективность. Вот эту взаимосвязь фиксируют экономисты. В первую очередь город стимулирует РТ, не РТ стимулирует. Наоборот. Потом там появляется то, что показал Кругман - такая циклическая зависимость. Город создает рынок, туда подтягиваются производства, город растет, рынок увеличивается, туда еще подтягивается производство. С точки зрения экономики город - прежде всего рынок и именно в этом качестве рынка он является мотором экономического развития.

Последним у меня стоит известный американский историк экономики Роберт Аллен. В своей книге «Британская промышленная революция в глобальной картине мира» он рассказал очень поучительный, на мой взгляд, пример. Как известно к 17ому веку, сам он связывает британскую промышленную революцию с развитием металлургии на коксе. Чему должно было предшествовать развитие угольной промышленности? Развитие угольной промышленности было связано не с тем, что они переходили на кокс в металлургии. Сначала угольная промышленность развивалась для целей отопления. Англичане извели у себя леса, возить из-за границы достаточно глупо, стали развивать угольное отопление. В чем была проблема угольного отопления? Топить дровами и топить углем - это совершенно разные технологии. Для того, чтобы топить углем, надо было провести технологическую революцию. А для этого нужно было проводить эксперименты. Вот полем экспериментов стал Лондон, где все время строились дома, все строители домов экспериментировали с печами под уголь, копировали наиболее удачные образцы и т.д. Этот процесс занял около ста лет, потом появился традиционный камин английский. После того, как технология была опробована на Лондоне, произошел широкий переход других отраслей на уголь, который подешевел. Это был один из вкладов в Промышленную революцию в Англии.

Это рассказ про город, как большой рынок. Это надо запомнить.

Сейчас я буду говорить жесткие и неприятные многим вещи. Когда говорят об экономике нашей страны, меня больше всего возмущает благодушие. На самом деле ситуация для нашей экономики гораздо трагичнее и требует более серьезных решений, чем многие себе представляют. Но почему-то некоторые люди считают, что мы можем себе позволить думать о судьбе малых городов. Не можем. Потому что ситуация в экономике у нас не такая, чтобы думать о судьбе малых городов.

У нас многие думают, что у правительства нет экономической концепции. Экономическая концепция у правительства есть. Она благодушная. Концепция эта говорит так: «Мы вообще-то развитая страна, но немного не до конца, потому что нам еще предстоит перейти к постиндустриальному обществу как остальным странам. Сейчас мы испытываем трудности, но и развитые страны, когда переходили к постиндустриальному обществу, испытывали трудности. Но сейчас мы посмотрим на них, сделаем то, что они делали, когда переходили к постиндустриальному обществу, и у нас все будет более-менее ничего». Это официальная концепция. Вот это помещение, вся эта организация (Агенство стратегических инициатив) – это следствие этой концепции.

Давайте говорить честно и откровенно: мы развивающаяся страна. Да у нас было свое прошлое, но сегодня мы развивающаяся страна. А у развивающихся стран есть не так много моделей развития.

В одной из статей Д.А. Медведева, которые писал Владимир Мау, одна мысль меня вообще восхитила: «Мы развитая страна, но по некоторым показателям мы развивающаяся страна, и это тоже хорошо, потому что у развивающейся страны есть «преимущество отсталости», согласно концепции Александра Гершенкрона». Вообще почитать, у нас вообще никаких проблем нет, можно благодушествовать.

У развивающихся стран есть три основных модели развития и все три связаны с взаимодействием с развитыми странами. Развитие на основе внутреннего рынка – три примера в мировой истории. Это не правила, это исключения: Великобритания, США и половинка – это Советский союз с его особенностями. Всё. Больше нет. Если вы хотите развиваться, вы будете развиваться во взаимодействии с развитыми странами.

Первый тип – монокультурный. Российская империя до 1917 года развивалась по монокультурному пути. Гнали на экспорт зерно, покупали все что нужно. Да, были высокие таможенные пошлины, эффект домашнего рынка давал какое-то развитие внутренней промышленности.

Второй путь – инвестиционный. И монокультурный, и инвестиционный имеют в своей основе низкую стоимость рабочей силы. Всякий раз, когда мы видим явление «экономического чуда» - это инвестиционный путь развития: берем дешевую рабочую силу, которая где-то там обитает, обычно в деревне, ставим его к станку, производительность растет в 10-20 раз, и чем больше мы таких людей ставим к станку, тем выше темпы роста. Важна дешевая рабочая сила, потому что тогда эти товары можно продать на рынке развитой страны, которая с удовольствием их купит.

Какие примеры «экономических чудес» мы знаем в истории? Немецкое экономическое чудо (Германия – не развитая страна, а развивающаяся). Всякий раз, когда мы видим инвестиционное взаимодействие, это взаимодействие развитой и развивающейся страны.

Японское экономическое чудо. Малоизвестно Итальянское экономическое чудо. Греческое экономическое чудо. Испанское экономическое чудо. Тайваньское, корейское экономическое чудо. И сейчас китайское экономическое чудо. Это все дешевая рабочая сила. Иностранные инвестиции, завозят станки, ставят малопроизводительного крестьянина к станку, и вас пошел бурный экономический рост, который рано или поздно заканчивается. В Японии закончился в 1991 года, в Южной Корее закончился в 1998 году, Германия уже много десятилетий как отставала от США на четверть по душевому потреблению, несмотря на то, что ей удалось под свою экспортную модель подмять весь Евросоюз.

Вот сейчас в Китае дорогая рабочая сила. Куда идет производство? Во Вьетнам, Бангладеш, который производит на сегодняшний день четверть мирового текстиля. Рост за последние годы гигантский. Мьянма, Индонезия и Индия (особый случай, средний возраст населения чуть больше 20 лет – у нас, напомню 39 лет, нищее совершенно, которое будет работать).

И есть еще такая модель – рентная. Вот это наша модель. Нам в каком-то смысле повезло. Нам удается, пока есть спрос на нефть, более-менее приличный уровень жизни нашего населения. А мы продолжаем мечтать о несбывшемся. Мы все мечтаем развивать что-то помимо нефти. Но помимо нефти что-то можно развивать только по инвестиционной модели, а для этого нам надо снизить стоимость нашей рабочей силы. Нам надо обеднеть очень сильно, чтобы быть конкурентоспособными с рабочими вьетнамскими, бангладешским, индонезийским. В нашем климате это трудно себе представить. Инвестиционной модели у нас никогда не будет, а если будет, то этому будет предшествовать национальная катастрофа.

Есть еще две маленькие модели взаимодействия. Одна не про нас – финансовая. Маленькие страны, типа Панамы, устраивают у себя прибежища для капиталов - Кипр, Гонконг, Сингапур. Это конечно не на 140 миллионов населения.

Давайте проанализируем, а можно ли в этой трагической ситуации что-нибудь сделать? Давайте посмотрим на макроуровень, на макроэкономическую политику. Часто можно услышать «а пусть нам Центробанк снизит ставку, здесь все заколосится и зацветет». Поймите простую вещь: Центробанк находится в такой ситуации, что ему самое последнее дело думать о национальном производителе. Тем более, сам национальном производитель немного лукавит, потому что любой из нас скажет «дайте мне кредит под нулевой процент и неограниченное финансирование, я вам что угодно сделаю». Ну правильно, любой дурак сделает. Для этого не надо называться предпринимателем. Не можете при действующих условиях предпринимать, значит, вы никакие не предприниматели. Перед Центробанком стоят совершенно другие задачи. Мы маленькая развивающаяся страна, а по миру ходят мощнейшие потоки капитала. Не экономисту трудно себе представить, но если в страну в течение полугода зайдет 200 миллиардов долларов (по мировым меркам это мало, согласно тем потокам, которые вообще там ходят, потоки между Европой и США измеряется триллионами) – это уже катастрофа для экономики. Рубль переукрепится так, что здесь уже никакие производители не выживут, а потом, когда эти 200 миллиардов уйдут, - будет вторая катастрофа. Поймите, мы маленький островок, атолл, в огромном океане, в котором цунами иногда проходят. И Центробанк выстраивает какую-то защиту, «дамбы роет», от этих цунами. Когда его дергают – «посмотри на нас» - ему не до того. Макрополитика у нас может быть только в том, чтобы защищать наш рынок от этих волн. Не надо искать каких-то решений на этом уровне.

Микроуровень – здесь есть большие резервы. Многие предприятия управляются у нас из рук вон плохо, с низкой эффективностью. Есть много примеров того, что называется mislocation(плохое размещение ресурсов). Конечно, было бы хорошо, чтобы малый бизнес не «чморили», не «отжимали», не давили налогами. Но я не вижу здесь какого-то большого эффекта для экономического роста. Это скорее гуманитарный проект, а не экономический.

Мезоуровень. Вернемся к моделям взаимодействия. Есть еще одна модель – кластерная. Когда я сегодня слышу слово «кластер», мне становится мучительно больно и стыдно. Потому что я был первым кто слово «кластер» включил в официальный государственный документ, потом всем объяснял, что такое «кластер». Сейчас, когда я слышу слово «кластер», у меня встают дыбом волосы.

Что такое кластерный путь развития? В чем может быть ваше преимущество перед внешним рынком, если у вас дорогая рабочая сила? Словами Адама Смита: «если у вас уровень разделения труда в каком-то производстве выше, чем мировой». Уровень разделения труда, следовательно, эффективности выше, чем мировой.

Не просто стащили в одно место кучу предприятий то ли одного профиля, то ли разных профилей и ждете. Чего ждете, какого эффекта? Эффект может быть только один: вы с помощью кластера выходите на мировой рынок и становитесь конкурентоспособными. У вас не может быть даже в такой стране, как Россия сто кластеров, пятьдесят кластеров, даже двадцать. Один-два-три уже хорошо. Потому что в них должны работать миллионы людей, чтобы обеспечить разделение труда.

Не буду сейчас про это говорить, но важно, что кластеры – это тема для размышлений, какими они могут быть и так далее. Моя тема сегодня – расселение, вторая часть мезуровня. Еще раз повторю, все возможности у нас есть на мезоуровне. Это либо кластеры, либо расселение.

Что у нас происходит с расселением? Ну все это знают, все это видели. Из села в малый город, сейчас уже, как правило, минуя малый город в миллионник едут, потом Москва, потом… Эта схема давным-давно известна, сложилась давным-давно называется схема расселения развивающейся страны с их гигантским мегаполисом, как правило центральным, и разговорами о том, что крупный город объел всю провинцию, она погибает. Это нормально, все развивающиеся страны так и живут. Это одна из главных проблем, с которыми сталкиваются те, кто занимается развивающимися странами. В своем движении эти люди не дают добавленной стоимости, потому что в Москве они устраиваются на работу продавцами в «Магните», таксистами в «Яндексе».

Когда я задумался о городах как источниках развития? В свое время нас позвали в 2009 году в город Актобе, в разгар кризиса написать антикризисную программу. Когда мы приехали, нам сказали, вот у нас тут было выступление президента Назарбаева, он объявил, что у нас теперь новая государственная политика. Мы создаем 4 опорных города-миллионника и Актобе должен быть городом-миллионником. Мы пишем не антикризисную программу, а программу города-миллионника. И тут все изменилось. Потому что стало понятно, как привлекать инвестиции. Потому что если будет миллионник, их надо кормить… много чего нужно. Там был интересный пример, в рамках другой казахской программы. У города Актобе была задача привлечь иностранные инвестиции и построить завод совместно с Сименс. Делегация Сименс туда приехала, конечно, они сказали «нет», но как-то держали их у себя в городе: поселили в лучшей гостинице, поили, развлекали. И вдруг сказали представителям Сименс, что есть распоряжение строить здесь город-миллионник. На это представители Сименс ответили, что это уже совсем другое дело, давайте начнем переговоры по-новому, потому что, если здесь будет город-миллионник, то наш завод будет иметь смысл. Потому, что город-миллионник – это совсем другой рынок. Еще раз повторяю, ставишь себе задачу роста города, начинаешь понимать, кто из производителей может быть привлечен, какие инвестиции пойдут и так далее. И дальше как может закрутиться процесс.

Почему речь идет о городе-трехмиллионнике? Потому что, как показал наш опыт, миллионник – маленький рынок для того чтобы туда что-то привлекать. Казахстан, имея 17 миллионов населения, строит миллионники. На трехмилиионики там не разгуляешься. Мы-то можем себе позволить. Давайте попробуем, может скажем, что надо пятимиллионник. Но если мы думаем о развитии и что надо что-то развивать, надо понимать, что расселение – это инструмент развития экономики.