Новая теория Материалы О нас Услуги Партнеры Контакты Манифест
   
 
Материалы
 
ОСНОВНЫЕ ТЕМЫ ПРОЧИЕ ТЕМЫ
Корея, Ближний Восток, Индия, ex-СССР, Африка, виды управленческой деятельности, бюрократия, фирма, административная реформа, налоги, фондовые рынки, Южная Америка, исламские финансы, социализм, Япония, облигации, бюджет, СССР, ЦБ РФ, финансовая система, политика, нефть, ЕЦБ, кредитование, экономическая теория, инновации, инвестиции, инфляция, долги, недвижимость, ФРС, бизнес в России, реальный сектор, деньги
 

Energy flow

11.03.2014

Life is merely an orderly decay of energy states,
and survival requires the continual discovery
of new energy to pump into the system.
He who controls the sources of energy
controls the means of survival.

– CEO Nwabudike Morgan, "The Centauri Monopoly"

"Псы войны сорвались с цепи, в небе пляшут сполохи огня". Если глянуть прессу, то именно так (или же примерно так) выглядит сейчас российская внешнеполитическая ситуация. Она, безусловно, важна, можно даже сказать, критически важна – и ей совершенно заслуженно уделяется очень много внимания. Но именно поэтому сегодня разговор будет о теме, которая достаточно далеко отстоит от внешнеполитических разборок. Речь пойдёт о ситуации в Китае, который на днях огорошил весь мир, допустив девальвацию собственной валюты на – страшное дело – чуть менее чем полтора процента. Кроме того, 7 марта в Китае случилось ещё одно знаковое событие: произошёл первый в истории Китая корпоративный дефолт.

Традиционный вопрос: что это значит? Будем разбираться.

Для начала стоит напомнить с чего вообще началось китайское экономическое чудо. А началось оно с инвестиционного взаимодействия между развивающейся страной – Китаем – и развитыми. Китай в обмен на инвестиции был готов предоставить западным партнёрам ультрадешёвую рабочую силу, более-менее удобную логистику, упрощённое регулирование и невысокие требования к экологической безопасности. Фактически, все издержки производства в Китае были ниже, чем на Западе, и западный бизнес переносил свои производственные площадки туда, тот, кто этого не делал, попросту проигрывал в конкурентной борьбе. Этот процесс, с одной стороны, вёл к некоторой деиндустриализации Запада и потере рабочих мест в промышленности; с другой стороны, даже уволенный рабочий теперь мог купить привычный ему товар (условно, кроссовки) куда дешевле, чем ранее, были б деньги. Кроме того, на обеспечении товарных потоков сильно вырос финансовый сектор – который, соответственно, пополнял казну налогами. В целом же произошло увеличение уровня разделения труда – от которого выиграли все.

Процесс этот, однако, имеет свой предел – ёмкость рынков. Нынешний кризис показал со всей отчётливостью, что она никак не безгранична, что продать на Запад больше, чем тот способен оплатить и потребить, даже и с учётом кредитной возгонки спроса, попросту невозможно. Кроме того, за истекшие годы изменился и сам Китай. Пропало избыточное демографическое давление, численность рабочей силы уже два года как снижается. Кроме того, в конце 80-х годов прошлого века было принято политическое решение о, по сути, некотором разделении Китая – о том, что развитие страны будет идти не равномерно по всем провинциям, а с выделением особых зон, где развитие будет форсироваться, и уже они будут подтягивать за собой прочие регионы. Сейчас, четверть века спустя, это аукнулось тем, что в Китае выросло социальное расслоение, население страны можно поделить на "модернизированных" и "отсталых". Первые работают как раз в ориентированных на экспорт витринных регионах Китая, многие из них вполне образованны, неплохо зарабатывают и живут, в общем, по западным стандартам потребления. Вторые же продолжают обитать в глухих сельских районах Китая, точно так же крестьянствуя, как и века назад. Понятно, картинка здесь намеренно упрощена – но в целом ситуация именно такая.

Проблема в том, что обогащение китайцев приводит к тому, что Китай начинает терять своё преимущество в дешевизне рабочей силы. В результате часть производств, на которых от работников не требуется высокой квалификации, начинает откочёвывать на другие берега, где фактор дешевизны рабочей силы продолжает играть существенную роль, более того, и сам Китай уже начинает выступать как инвестор по отношению к этим странам. Опять же, помним про снижающееся демографическое давление, прошли те времена, когда из деревень в города двигались колонны китайцев, готовых трудиться за гроши, те, кто жаждал этого, уже давно переехали и вписались в городскую жизнь. Вместе с этим, обогащение китайцев приводит к тому, что привлекательность приобретает идея ориентирования производств на внутренний рынок, а не на, как оказалось, ограниченные внешние.

Идея эта, понятно, не нова, говорят о ней уже минимум с середины нулевых. Но лишь сейчас, а точнее с ноября прошлого года, когда прошёл 3-й Пленум ЦК КПК, она была принята китайской властью как императив поведения. Опять же напомним, что в прошлом году произошла плановая смена поколений в китайской элите. Ещё в ноябре 2012 года прежний глава страны Ху Цзиньтао уступил должность генсека ЦК КПК Си Цзиньпину, а в марте 2013 года он ушёл и с поста Председателя КНР, отдав этот пост Си, в то же время Ли Кэцян занял должность премьера Госсовета КНР. Тогда же было достаточно абстрактно объявлено о новых планах руководства – "нам надо больше рынка и конкуренции"; эта абстракция превратилась в весьма чёткие планы по итогам именно что 3-го Пленума.

Понятно, их было намечено достаточно много, и все эти планы мы сейчас рассматривать не будем, отметим лишь главное. Первая идея – "меньше госрегулирования в разных сферах, больше либерализации", вторая – "переориентирование на внутренние рынки сбыта". И это всё – на фоне "китайской мечты", нового девиза правления, явно предназначенного для консолидации нации вокруг КПК. Особо надо сказать, что речь идёт именно о переориентировании на внутренний спрос, а не о стимулировании инвестиционного роста, каковая политика велась в Китае весь кризисный период, да и до него – и привела, среди прочего, к накоплению огромных долгов у местных органов власти. Но для такого перехода надо дать возможность зарабатывать необученной бедноте, снизить социальное неравенство, производить более дешёвые и более нужные широким народным массам товары – и так далее, и тому подобное.

Решение было принято, чиновники взяли под козырёк. Пошли разговоры об увеличении пенсий крестьянам, что есть, понятное дело, поддержка внутреннего спроса. И – на этом фоне происходит совершенно неожиданная девальвация юаня, сижение курса составило 1,3%. Казалось бы, мелочь, особенно на фоне недавней девальвации рубля – но эта мелочь крайне симптоматична. Здесь надо понимать, что курс юаня фиксируется ЦБ страны, и гулять он может не более чем на 1% в день; иными словами, данное действие было полностью санкционировано властями, несмотря на то, что они, конечно же, объясняют это "рыночными силами". Другим значимым фактом является то, что это самое значительное недельное падение курса юаня аж с 2005 года, когда Китай снял ограничения на торговлю валютой против доллара, а с 2010 года юань вырос против доллара США на 10%. Ключевым же является то соображение, что такое изменение курса юаня в корне противоречит декларированной (на высшем уровне, отметим!) политике переориентирования экономики на внутренний спрос.

Дело в том, что девальвация по определению есть поддержка экспорта и угнетение внутреннего потребления. Понятно, что с внутренним потреблением вопрос в Китае особый, эта страна производит широкий спектр товаров народного потребления, и сами китайцы в основном их же и потребляют, а не импорт. Но и импорт вполне есть: к примеру, китайский рынок является крупнейшим для немецкого автогиганта Volkswagen. Кроме того, девальвация увеличивает стоимость сырья (что отразится на цене конечного товара) и удорожает амортизацию оборудования, многое из которого импортного производства, а не местного. Наконец, нельзя не отметить и особенностей менталитета китайцев. В ответ на рост цен они не будут пытаться избавиться от юаня, купив товаров, пока они ещё не подорожали; нет, китаец увеличит свою норму сбережения, он будет зажимать траты – что опять же идёт вразрез с идеей опоры на внутренний спрос.

Судя по всему, эта девальвация является для Китая вынужденной мерой, которая позволит, хоть и краткосрочно, закачать в систему столь необходимую ей энергию, сиречь ликвидность. Но и долго/существенно девальвировать юань тоже нельзя, поскольку это, во-первых, потеря лица, что неприемлемо для китайцев, во-вторых, это укажет на слабость нынешнего поколения вождей перед предыдущим (а все вершины были достигнуты Китаем именно при нём), в-третьих, девальвация угнетает инвестиционную активность Китая – и как инвестора, и как импортёра инвестиционных продуктов. Понятно, экономика в таком случае будет поддерживаться экспортом, но для обеспечения желаемых темпов роста (на которые, в свою очередь, завязана социальная стабильность Китая) одного экспорта явно недостаточно.

Надо признать, что Китая ненадолго хватило в благом деле переориентирования на внутренний рынок; вероятно, власти страны оценили риски и решили несколько придержать этот процесс. Фундаментально, впрочем, это ничего им не даст, ситуация в целом признаков изменения в лучшую сторону не показывает.

С другой стороны, Китай сохраняет верность принятому курсу, не вмешавшись и не предотвратив первый в истории страны корпоративный дефолт: производитель солнечных панелей Shanghai Chaori Solar Energy Science & Technology не смог расплатиться по облигациям. С точки зрения либерализации всё логично: слабый должен уйти с рынка. Впрочем, ещё вопрос, что последует дальше, окажется ли этот случай единственным – или же обернётся первой ласточкой в череде многих.

Никто ведь не говорил, что будет легко.

Опубликовано 08.03.14 на портале Бизнес-Онлайн, Казань.

Метки:
Китай

 
© 2011-2024 Neoconomica Все права защищены